29-е января 1837. Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? В стихотворении «29-е января 1837», посвященном гибели Пушкина, Тютчев дает итоговую оценку деятельности и личности поэта. «29-е января 1837″ «29-е января 1837» Фёдор Тютчев Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? В первых четырех изданиях было напечатано под названием «На смерть Пушкина»; в первых трех изданиях в скобках указано— «29 января 1837».
Анализ стихотворения Тютчева 29 января 1837
«29-е января 1837″ «29-е января 1837» Фёдор Тютчев Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Отобразить/Скрыть содержание. 29-ое января 1837 (Тютчев). Добавить языки. 29 января 1837 — стих Федора Тютчева читайте на нашем сайте, Все стихи и произведения великих русских поэтов на одном сайте, всего стихов Тютчева 388. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам. Тютчев говорит о том, что масштаб личности погибшего поэта соизмерим с божественным началом, он является посредником между нашим миром и миром богов, и судить его никто не имеет права. Стихотворение "29-е января 1837" на русском языке, написанное в 1837 год. Автором произведения является Тютчев, Фёдор Иванович.
29-ое января 1837 Ф. Тютчев
29 января 1837 тютчев полный анализ. | Читать стих поэта Федор Тютчев — 29 января 1837 на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых. |
29-ое января 1837 - Тютчев Ф.И. | Анализ стихотворения Тютчева «29-е января 1837» Между гибелью Пушкина и поэтическим отзывом Тютчева прошло несколько месяцев. |
Федор Тютчев - 29 января 1837: читать стих, текст стихотворения полностью - Классика на РуСтих | «29 января 1837» заставляет пересмотреть представления о нем как о «тексте без подтекстов», стоящем вне цикла «Смерть поэта». |
Тютчев Ф. И. - 29-ое января 1837
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный, Я зрел тебя лицом к лицу — И ты, как бог разоблаченный, Доступен был мне, пришлецу?.. С какою негою, с какой тоской влюбленной Твой взор, твой страстный взор изнемогал — на нем! Бессмысленно-нема… нема, как опаленный 5 Вдруг от избытка чувств, от полноты сердечной, Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц… Но скоро добрый сон, младенчески-беспечный, Сходил на шелк твоих ресниц — И на руки к нему глава твоя склонялась, 10 И, матери нежней, тебя лелеял он… Стон замирал в устах… дыханье уравнялось — И тих и сладок был твой сон. А днесь… О, если бы тогда тебе приснилось, Что будущность для нас обоих берегла… 15 Как уязвленная, ты б с воплем пробудилась, Иль в сон иной бы перешла.
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный, Я зрел тебя лицом к лицу — И ты, как бог разоблаченный, Доступен был мне, пришлецу?.. С какою негою, с какой тоской влюбленной Твой взор, твой страстный взор изнемогал — на нем! Бессмысленно-нема… нема, как опаленный 5 Вдруг от избытка чувств, от полноты сердечной, Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц… Но скоро добрый сон, младенчески-беспечный, Сходил на шелк твоих ресниц — И на руки к нему глава твоя склонялась, 10 И, матери нежней, тебя лелеял он… Стон замирал в устах… дыханье уравнялось — И тих и сладок был твой сон. А днесь… О, если бы тогда тебе приснилось, Что будущность для нас обоих берегла… 15 Как уязвленная, ты б с воплем пробудилась, Иль в сон иной бы перешла.
Начиная с центральной части меняется адресат стихотворения — с третьего лица на второе, с виновника преступления на образ погибшего поэта. Трагическая фигура последнего наделяется комплексом возвышенных атрибутов, приближающих его к облику царственной особы: поэт причастен к божественному началу, наделен святой и высокой ролью посредника между идеальным и реальным мирами.
На столь величественном фоне претензии противников-«суесловов» выглядят особенно ничтожными. Финальные строки представляют оригинальную версию причин пушкинской дуэли. Интересен выбор эпитетов, характеризующих «кровь» погибшего: «благородная» и «знойная». Обладатель взрывного темперамента, поэт руководствуется сознательным выбором.
Обнаруживаются интертекстуальные связи с произведениями Жуковского, Вяземского и других авторов, откликнувшихся на трагические события. Мотивы лживого слова и высокого творческого предназначения, образы тени поэта и карающей руки — примеры перекличек многочисленны. Смерть Пушкина Череда риторических вопросов начинает эмоциональную речь лирического субъекта. Постепенно вырисовывается портрет преступника, растерзавшего «свинцом смертельным» сердце поэта. Апеллируя к ветхозаветным аллюзиям, герой клеймит его броским словом «цареубийца», как Каиновой печатью. Возникает категория высшего суда: она напоминает лермонтовскую, однако служит не для обличения светских «наперсников разврата», а для наказания убийцы. Тайный увоз тела Пушкина в Святогорский монастырь Начиная с центральной части, меняется адресат стихотворения — с третьего лица на второе, с виновника преступления на образ погибшего поэта.
29-ое января 1837
Этими обстоятельствами объясняется диалогичность поэтического текста, в котором запечатлены не только личные эмоции, но и общественный резонанс, вызванный скорбным известием. Стихотворение изобилует реминисценциями из пушкинских и лермонтовских источников. Обнаруживаются интертекстуальные связи с произведениями Жуковского, Вяземского и других авторов, откликнувшихся на трагические события. Мотивы лживого слова и высокого творческого предназначения, образы тени поэта и карающей руки — примеры перекличек многочисленны.
Череда риторических вопросов начинает эмоциональную речь лирического субъекта. Постепенно вырисовывается портрет преступника, растерзавшего «свинцом смертельным» сердце поэта.
Тютчев — великий поэт России.
Его лирика не всем понятна, напротив, чтобы проникнуть в нее, потребуется большое усилие, и это будет отнюдь не легко, но очень увлекательно. Стихотворение «29 января 1837» поразило меня до глубины души своей чистотой и трагичностью. Известие о его смерти потрясло Ф.
Тютчева, и он не мог не отразить это событие в своем творчестве. Написанное им стихотворение, в названии которого стоит роковая дата, посвящено теме поэта и поэзии. Начало стихотворения наполнено риторическими вопросами, которые показывают, что автор не берется обвинять Дантеса в смерти великого поэта, он отдает его на суд Божий.
Тютчев — великий поэт России. Его лирика не всем понятна, напротив, чтобы проникнуть в нее, потребуется большое усилие, и это будет отнюдь не легко, но очень увлекательно. Стихотворение «29 января 1837» поразило меня до глубины души своей чистотой и трагичностью. Известие о его смерти потрясло Ф. Тютчева, и он не мог не отразить это событие в своем творчестве. Написанное им стихотворение, в названии которого стоит роковая дата, посвящено теме поэта и поэзии. Начало стихотворения наполнено риторическими вопросами, которые показывают, что автор не берется обвинять Дантеса в смерти великого поэта, он отдает его на суд Божий.
Огонь этот жжет, греет и освещает Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело.
Открывает все двери. Ты можешь открыть любую, которая подходит тебе. Попробуй, удержи её, Зажми хоть рот, стяни живот, Но всё равно прорвётся, пронесёт.
Популярные темы анализов
- 1-ое декабря 1837
- Тютчевиана
- 29-ое января 1837
- Ф. И. Тютчев. 29-е января 1837.
- 29-ое января 1837 - Тютчев Ф.И.
29 января 1837 тютчев полный анализ.
Утром 1 января 1873 года, невзирая на предостережение окружающих, поэт пошёл на прогулку, намереваясь посетить знакомых. На улице с ним случился удар, парализовавший всю левую половину тела. Фёдор Тютчев. Портрет работы С. Александровского 1876 По мнению Ю. Тынянова , небольшие стихотворения Тютчева — это продукт разложения объёмных произведений одического жанра, развившегося в русской поэзии XVIII века Державин , Ломоносов. Он называет поэтическую форму Тютчева «фрагментом», который есть сжатая до краткого текста ода. Фрагментарность у поэта «стала основой для совершенно невозможных ранее стилистических и конструктивных явлений».
Тютчевское стихотворение, по Тынянову, «является одним сложным образом» [9]. Эти фрагментарные формы, так не похожие на аналогичные формы поэзии Жуковского, Пушкина и других современников и присущие только лирике Тютчева, Ю. Чумаков определяет как идиоформы. Тематический круг поэзии Тютчева узок, невелик. Он — «поэт одной темы: космизация человеческого присутствия в Сущем. В ней всё собрано, уплотнено и в то же время рассредоточено по нескольким руслам, наполненным игрой стихий, мерцанием ценностей и коннотатов» [10]. Один из первых серьёзных исследователей Тютчева Л.
Пумпянский указывает на наиболее характерную черту поэтики Тютчева — «обилие дуплетов и повторений», когда «каждая тема повторена несколько раз, с сохранением всех главных отличительных её особенностей» [11] : Небесный свод, горящий славой звездной Таинственно глядит из глубины, — И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены. Таким образом, по словам Романа Лейбова : … интерпретатор сталкивается с известным парадоксом: с одной стороны, «никакое отдельное стихотворение Тютчева не раскроется нам во всей своей глубине, если рассматривать его как самостоятельную единицу»… С другой стороны — тютчевский корпус откровенно «случаен», перед нами тексты, не прикреплённые институционально к словесности, не поддержанные авторской волей, отражающие гипотетическое «тютчевское наследие» заведомо неполно. Весьма важным для понимания поэтики Тютчева является его принципиальная дистанцированность от литературного процесса, нежелание видеть себя в роли профессионального литератора и даже пренебрежение к результатам собственного творчества. Тютчев не пишет стихов, записывая уже сложившиеся текстовые блоки. В ряде случаев мы имеем возможность наблюдать за тем, как идёт работа над первоначальными вариантами тютчевских текстов: к смутному, часто оформленному тавтологически ещё одна параллель с фольклорной лирикой ядру Тютчев прилагает разного рода «правильные» риторические устройства, заботясь об устранении тавтологий, разъяснении аллегорических смыслов тютчевский текст в этом смысле развёртывается во времени, повторяя общие черты эволюции поэтических приёмов, описанные в работах А. Веселовского, посвящённых параллелизму — от нерасчленённого отождествления явлений разных рядов к сложной аналогии. Часто именно на позднем этапе работы над текстом соответствующем закреплению его письменного статуса местоименно вводится лирический субъект [12].
В лирике Тютчева часто звучат экзистенциальные мотивы, на что указывал автор «Писем о Тютчеве» известный учёный Борис Михайлович Козырев , утверждая, что Тютчеву идеи Кьеркегора более созвучны, чем идеи Шеллинга. Тахо-Годи высказывалась, что Тютчев «очень хорошо понимал античность и Древний мир» [13].
Но только дева эта не любит, чтобы с нею вольно обходились, таскали ее по улицам, кричали о ней на площадях или же в закоулках дворцов. Она из такого металла, что человек, который умеет с ней обходиться, может превратить ее в чистейшее золото, коему нет цены. Огонь этот жжет, греет и освещает Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело. Открывает все двери.
Образ погибшего поэта, которому посвящена вторая строфа, наполнен светом. Эпитет «знойная кровь» олицетворяет самого Пушкина, его характер и темперамент. Сам поэт сравнивается с неземным: «Ты был богов орган живой». Назначение Пушкина Тютчев видит в служении искусству: «Велик и свят был жребий твой». Творчество, заработанное своим трудом, останется незыблемым: «Мир, мир тебе, о тень поэта» Идейный замысел стихотворения раскрывается в последней строфе. Метафора «сердце России» помогает осознать ценность А. Пушкина для своего народа. Светлая память о поэте сравнивается с первой любовью: «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!..
Но ты, в безвременную тьму Вдруг поглощенная со света, Мир, мир тебе, о тень поэта, Мир светлый праху твоему!.. Назло людскому суесловью Велик и свят был жребий твой!.. Ты был богов орган живой, Но с кровью в жилах… знойной кровью.
Тютчев Ф. И. - 29-ое января 1837
Быть естественным — значит быть очевидным, а быть очевидным — значит быть нехудожественным. Для начинающего копировать природу легко — вот от чего они предостерегают нас. Но только дева эта не любит, чтобы с нею вольно обходились, таскали ее по улицам, кричали о ней на площадях или же в закоулках дворцов. Она из такого металла, что человек, который умеет с ней обходиться, может превратить ее в чистейшее золото, коему нет цены.
Череда риторических вопросов начинает эмоциональную речь лирического субъекта. Постепенно вырисовывается портрет преступника, растерзавшего «свинцом смертельным» сердце поэта. Апеллируя к ветхозаветным аллюзиям, герой клеймит его броским словом «цареубийца», как Каиновой печатью.
Возникает категория высшего суда: она напоминает лермонтовскую, однако служит не для обличения светских «наперсников разврата», а для наказания убийцы. Начиная с центральной части меняется адресат стихотворения — с третьего лица на второе, с виновника преступления на образ погибшего поэта. Трагическая фигура последнего наделяется комплексом возвышенных атрибутов, приближающих его к облику царственной особы: поэт причастен к божественному началу, наделен святой и высокой ролью посредника между идеальным и реальным мирами.
Прости… Чрез много, много лет Ты будешь помнить с содроганьем Сей край, сей брег с его полуденным сияньем, Где вечный блеск и долгий цвет, 10 Где поздних, бледных роз дыханьем Декабрьский воздух разогрет. И распростясь с тревогою житейской, И кипарисной рощей заслонясь, — Она заснула в добрый час. По-прежнему в углу фонтан лепечет, Под потолком гуляет ветерок, 15 И ласточка влетает и щебечет… И спит она… и сон ее глубок!.. И мы вошли… все было так спокойно!
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный, Я зрел тебя лицом к лицу — И ты, как бог разоблаченный, Доступен был мне, пришлецу?.. С какою негою, с какой тоской влюбленной Твой взор, твой страстный взор изнемогал — на нем! Бессмысленно-нема… нема, как опаленный 5 Вдруг от избытка чувств, от полноты сердечной, Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц… Но скоро добрый сон, младенчески-беспечный, Сходил на шелк твоих ресниц — И на руки к нему глава твоя склонялась, 10 И, матери нежней, тебя лелеял он… Стон замирал в устах… дыханье уравнялось — И тих и сладок был твой сон. А днесь… О, если бы тогда тебе приснилось, Что будущность для нас обоих берегла… 15 Как уязвленная, ты б с воплем пробудилась, Иль в сон иной бы перешла.
29-ое января 1837 - Тютчев Ф.И.
Тютчев говорит о том, что масштаб личности погибшего поэта соизмерим с божественным началом, он является посредником между нашим миром и миром богов, и судить его никто не имеет права. Стихотворение Федора Тютчева "29 января 1837"Читает актрис. Байрон (отрывок) «1» Читать все стихи Тютчева Федора. Читайте стихотворение Федора Тютчева «29-ое января 1837 («Из чьей руки»)», а также другие произведения поэта.
Содержание
- Разделы сочинений:
- 29-ое ЯНВАРЯ 1837
- Тютчев Ф. И. - 29-ое января 1837
- Федор Тютчев ? 29 января 1837
- 29-ое января 1837 | Фёдор Тютчев – читать текст полностью
- Анализ стихотворения Тютчева «29-е января 1837»
29 января 1837 — Федор Тютчев
Фёдор Тютчев «29-ое января 1837» | 29-ое января 1837. Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? |
«29 января 1837» Тютчев Фёдор Иванович Стихи - | 1873) 29 января 1837 Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? Будь прав или виновен он Пред нашей правдою земною, Навек он высшею рукою В "цареубийцы". |
«29 января 1837» Тютчев Фёдор Иванович Стихи - | 28 января (8 февраля) 1829 — венчание по православному обряду Ф. И. Тютчева и Элеоноры Петерсон (урождённой графини Ботмер) в греко-католической церкви Св. Сальватора, Сальваторплац (Salvatorplatz), 19, Мюнхен[46]. |
29-ое ЯНВАРЯ 1837
Кажется, Тютчев стихотворением «29 января 1837» намеревался стать этим «другим певцом», преемником пушкинской славы, возлагающим на ее гроб достойный венок. «29-Е ЯНВАРЯ 1837». В стихотворении, посвященном гибели Пушкина, «29-е января 1837» Тютчев дает итоговую оценку деятельности и личности поэта. «29-Ое января 1837» – второе тютчевское стихотворение, посвященное А.С. Пушкину, первое – «К оде Пушкина на Вольность» (1820) (см. коммент.