(Грамматические, пунктуационные, орфографические, речевые). В центре внимания Залыгина проблема отношения людей к своей родине. Автор заостряет наше внимание на. Проблема проявления любви к родине в тексте К. Г. Паустовского «Спор начался около Барнаула, когда поезд медленно проходил, громыхая на стыках».
Примеры сочинений ЕГЭ
Нельзя не согласиться с мыслями М. Агеева о том, что родители, пусть не до конца понимающие нас, — это самое святое в жизни. К ним мы приходим в трудную минуту за помощью, советом, добрым словом. Родители, как им кажется, стараются всё делать на благо детям. Но дети, к сожалению, не всегда это могут оценить и понять. Вспомним, например, героев из комедии Д. Фонвизина «Недоросль». Несмотря на то что госпожа Простакова - грубая, алчная помещица, она любит своего единственного сына Митрофана и готова ради него на всё. Но сын отворачивается от неё в самую трагическую минуту. Отношения между детьми и родителями не могут быть безоблачными, идеальными.
Но самое главное, что надо научиться признавать свои ошибки, не бояться просить прощения и стремиться к взаимопониманию. В повести А. Пушкина «Станционный смотритель» герой Самсон Вырин очень любит свою дочь, но проезжий гусар увозит с собою Дуню. Обезумевший от горя отец спивается и умирает, а Дуня появляется лишь только на его могиле. Вслед за известным поэтом Расулом Гамзатовым хочется сказать: «Дети мира, берегите мать». Берегите своих родителей, уважайте их и не причиняйте им зла! Сочинение—рассуждение по тексту Ю.
Порою чаща расступается, и далеко развертывается унылая болотная низменность, угрюмо синеет амфитеатр лесов за нею, и полосою дыма висит молочно-свинцовый туман над лесами. А потом снова около самых окон зачастят сосны и ели в снегу, глухими чащами надвинется чернолесье, потемнеет в вагоне... Стекла в окнах дребезжат и перезванивают, плавно ходит на петлях не притворенная в другое отделение дверь, а колеса, перебивая друг друга, словно под землей, ведут свой торопливый и невнятный разговор. Огоньки робко, но весело светят в маленьких новых домиках лесных станций. Новая жизнь чувствуется в каждом из них. Но в двух шагах от этого казенного домика начинается совсем другой мир. Там чернеют затерянные среди лесов редкие поселки темного и унылого лесного народа. На платформах стоят люди из этих деревушек, - несколько нищих в рваных полушубках, лохматых, с простуженными горлами, но таких смиренных и с такими чистыми, почти детскими глазами. Опустив кнуты, они выглядывают пассажира почти безнадежно, потому что на несколько человек из них редко приходится даже один пассажир. И, тупо глядя на поезд, они тоже как бы говорят ему своими взглядами: - Делайте, как знаете, - нам податься некуда. А что из этого выйдет, мы не знаем. Гляжу и я на этот молодой, замученный народ... Ночь эта будет теплая, с мягко падающим, ласковым снежком. На минуту поезд останавливается перед длинным и низким строением на разъезде. Освещенные окошечки его, как живые глаза, выглядывают из векового соснового леса, занесенного снегами. Паровоз, лязгая колесами по рельсам, плавно прокатывает мимо поезда, приводит к нему десяток товарных нагонов и двумя жалобными криками объявляет, что он готов. Крики гремучими переливами далеко бегут по лесной округе, перекликаясь друг с другом...
Барнаул, ул. Гоголя, 48, каб. График приема документов: понедельник —четверг с 08. При приеме документов проводится проверка пунктов, предусмотренных ст.
Но на второй и в особенности на третий год такой жизни я стал сомневаться в непогрешимости этой веры и стал ее исследовать. Первым поводом к сомнению было то, что я стал замечать, что жрецы этой веры не все были согласны между собою. Одни говорили: мы — самые хорошие и полезные учители, мы учим тому, что нужно, а другие учат неправильно. А другие говорили: нет, мы — настоящие, а вы учите неправильно. И они спорили, ссорились, бранились, обманывали, плутовали друг против друга. Кроме того, было много между нами людей и не заботящихся о том, кто прав, кто не прав, а просто достигающих своих корыстных целей с помощью этой нашей деятельности. Всё это заставило меня усомниться в истинности нашей веры. Кроме того, усомнившись в истинности самой веры писательской, я стал внимательнее наблюдать жрецов ее и убедился, что почти все жрецы этой веры, писатели, были люди безнравственные и, в большинстве, люди плохие, ничтожные по характерам — много ниже тех людей, которых я встречал в моей прежней разгульной и военной жизни — но самоуверенные и довольные собой, как только могут быть довольны люди совсем святые или такие, которые и не знают, что такое святость. Люди мне опротивели, и сам себе я опротивел, и я понял, что вера эта — обман. Но странно то, что хотя всю эту ложь веры я понял скоро и отрекся от нее, но от чина, данного мне этими людьми, — от чина художника, поэта, учителя, — я не отрекся. Я наивно воображал, что я — поэт, художник, и могу учить всех, сам не зная, чему я учу. Из сближения с этими людьми я вынес новый порок — до болезненности развившуюся гордость и сумасшедшую уверенность в том, что я призван учить людей, сам не зная чему. Теперь, вспоминая об этом времени, о своем настроении тогда и настроении тех людей таких, впрочем, и теперь тысячи , мне и жалко, и страшно, и смешно, — возникает именно то самое чувство, которое испытываешь в доме сумасшедших. И тысячи нас, отрицая, ругая один другого, все печатали, писали, поучая других. И, не замечая того, что мы ничего не знаем, что на самый простой вопрос жизни: что хорошо, что дурно, — мы не знаем, что ответить, мы все, не слушая друг друга, все враз говорили, иногда потакая друг другу и восхваляя друг друга с тем, чтоб и мне потакали и меня похвалили, иногда же раздражаясь и перекрикивая друг друга, точно так, как в сумасшедшем доме. Тысячи работников дни и ночи из последних сил работали, набирали, печатали миллионы слов, и почта развозила их по всей России, а мы всё еще больше и больше учили, учили и учили и никак не успевали всему научить, и всё сердились, что нас мало слушают. Ужасно странно, но теперь мне понятно. Настоящим, задушевным рассуждением нашим было то, что мы хотим как можно больше получать денег и похвал. Для достижения этой цели мы ничего другого не умели делать, как только писать книжки и газеты. Мы это и делали. Но для того, чтобы нам делать столь бесполезное дело и иметь уверенность, что мы — очень важные люди, нам надо было еще рассуждение, которое бы оправдывало нашу деятельность. И вот у нас было придумано следующее: всё, что существует, то разумно. Всё же, что существует, всё развивается. Развивается же всё посредством просвещения. Просвещение же измеряется распространением книг, газет. А нам платят деньги и нас уважают за то, что мы пишем книги и газеты, и потому мы — самые полезные и хорошие люди. Рассуждение это было бы очень хорошо, если бы мы все были согласны; но так как на каждую мысль, высказываемую одним, являлась всегда мысль, диаметрально противоположная, высказываемая другим, то это должно бы было заставить нас одуматься. Но мы этого не замечали. Нам платили деньги, и люди нашей партии нас хвалили, — стало быть, мы, каждый из нас, считали себя правыми. Теперь мне ясно, что разницы с сумасшедшим домом никакой не было; тогда же я только смутно подозревал это, и то только, как и все сумасшедшие, — называл всех сумасшедшими, кроме себя. Текст 13 Сочинение Андрей родился и рос в Калуге. На окраине стоял бревенчатый просторный дом. Запах смолы не выветривался, не уходил из него, хотя бревна, из которых он был сложен, были очень старые. Когда приходила весна, весь дом наполнялся запахами земли, листвы, сада. Комнаты были прохладные, полы крашеные, чисто вымытые, а в раскрытые окна бежал ветер. И теперь, когда Андрей стал взрослым, каждая новая весна несла ему эти незабываемые запахи его детства — земли, травы, ветра. Окна в их доме распахивались рано, гораздо раньше, чем у других. В кабинете отца стоял массивный письменный стол, резной, огромный, и глубокое кожаное кресло. По стенам стояли шкафы — очень старые, полные старинных медицинских книг. Их читал еще прадед Андрея, он и положил начало этой библиотеке. Отец — Николай Петрович — редко снимал их с полки, но дорожил ими. И все вместе — стол, кресло, книжные шкафы — уважительно называлось «папина библиотека». В папиной библиотеке всегда было чисто, прохладно и чуть сумрачно: окна выходили на север, да еще у самых окон росли кусты бузины. У мамы тоже была своя комната и свои книги. Но у мамы все было другое. Ее комнату заливал яркий свет, и в окна заглядывала сирень. Солнце кочевало от одного окна к другому. Тут не было штор, только легкие светлые занавески. И казалось, что комната вплывает прямо в сад. На мамином кресле всегда лежала какая-нибудь книга, а любила она книги, которые в детстве казались Андрею скучными: Чехов, Гончаров, Ибсен и Гамсун. Все в мире открывала Андрею мать. И он понял, что тишину можно слушать. Однажды поздней осенью они шли по лесу, по желтым лесным дорожкам. Только выпал первый снег — тонкий, редкий, словно не снег, а изморось. И вдруг мама сказала: — Посмотри, березовые листья как золотые пятаки на снегу. А кленовые — как будто след птичьей лапки. А вот дубовый, распластанный — погляди. Мать ответила радостным смехом: — Да, да! Как будто медведь прошел! Да, видеть это, радоваться этому тоже научила его она. Он не мог бы рассказать, как она воспитывала его, он и не знал, что его «воспитывают». Однажды, вернувшись из школы, он сказал: — Мама, Елена Федоровна говорит: «Москвин, ты ведешь себя примерно, я поручаю тебе после уроков приносить мне фамилии ребят, которые плохо ведут себя на перемене». Что же мне делать? Не стану я записывать Мать ответила: — Отчего же? Да только всегда одну фамилию — спою собственную. Андрею стало весело — в самом деле, как хорошо и просто она придумала. А в другой раз было так. Мать работала в саду — она сама выращивала цветы: ранней весной — незабудки, анютины глазки, летом — розы и флоксы, осенью — астры и георгины. Вернувшись из городского сада, где он играл с ребятами в казаки-разбойники, Андрей стоял и задумчиво глядел, как, сидя на корточках, она копается в земле. Оба молчали И вдруг, вскинув на него глаза, она спросила с мягкой насмешкой: — А ты не устал стоять? Ему было тогда лет семь. Пожалуй, никакой самый беспощадный укор не запечатлелся бы в его памяти так глубоко, как эти насмешливые слова. Всю домашнюю работу они делали вдвоем: мыли полы, летом белили стены мать не признавала маляров. Когда она стирала, Андрей приносил из колодца воду. А полоскать ходили на речку. Они вместе несли корзину с бельем, и по дороге он мог спрашивать обо всем на свете. Она никогда не отвечала: «Тебе это рано знать» или: «Ты этого не поймешь». Однажды она рассказала Андрею историю английского капитана Скотта, который открыл Южный полюс на пятнадцать дней позже норвежца Амундсена. Андрея долго не оставляла мысль о том, как они шли обратно — пятеро друзей по снежной пустыне на отяжелевших лыжах, обманутые в своей надежде, в своей мечте. Подумать только — опоздать на пятнадцать дней! Он видел капитана, который, лежа в палатке, окоченевшей рукой выводил на бумаге последние слова друзьям и родным. Их нашли мертвыми. Кажется, через год. Они лежали так, как их застала смерть, — обманутые, обессиленные, но не сдавшиеся. Тогда не было самолетов, — думал Андрей. Я бы сел на самолет и полетел бы к ним. Я приземлился бы и — вот она, палатка, я бегу, бегу туда, ноги вязнут в снегу… — Капитан Скотт, — говорил он дрогнувшим голосом, — вы спасены! Я советский летчик! Я прилетел за вами! Этот ответ казался Андрею легкомысленным, он ожидал Слов более высоких, красивых, торжественных, а все же он радовался, что она так быстро, так легко вошла в игру, не придирается, не говорит: «Тогда еще не было советских летчиков», — нет, ей ничего не надо объяснять. Да, да! Именно так должен был отвечать капитан! Пер Вое его слово не о себе — о друзьях! И Андрей поил отважных исследователей вином, давал им лекарства, сажал их в самолет, и они летели высоко над бескрайней снежной равниной. Проснувшись утром, Андрей слышал: — Здравствуй, милый! Так говорила она и проводила рукой по его щеке. И звук этого голоса он вызывал в своей памяти всякий раз, когда ему бывало трудно, уже много времени спустя после ее смерти. И сейчас, уже взрослым, увидев чашку с молоком, он вспоминал ту, белую в красных горошинах чашку, которая ждала его когда-то на кухонном столе. Придя из школы, он останавливался у порога и переобувался, чтобы не наследить в комнатах. И горячая плита, и потрескиванье дров, и чашка с молоком, и простое слово «Здравствуй! Главным человеком в доме была она. Андрей вырос с этим чувством и не понимал, как может быть иначе. В их доме все комнаты постоянно — даже поздней осенью — были полны цветов. Цветы стояли в банках, кувшинах, ведрах. Они стояли повсюду и часто мешали отцу, но он никогда не забывал сказать, разводя большими руками: — Какая прелесть твои цветы, Анюта! Когда мать играла на старом пианино, где «до-диез» не откликалось вообще, а «фа» простужено дребезжало, отец слушал задумчиво и благоговейно. Он был старше матери, и Андрей с детства помнил его сутулым, с седыми висками, в очках. Даже на детской фотографии Николай Петрович походил на себя взрослого — сутулый подросток в очках. И так было странно, что его когда-то называли Колей. Мама хоть и говорила ему «ты», но называла Николай Петрович. А отец говорил ей Анюта или «дитя мое». И Андрею это нисколько не казалось смешным. Появились у матери седые волосы и морщины прорезали высокий, чистый лоб, а отец все говорил «дитя мое». Фрида Вигдорова. Это естественное и — в сущности — очень скромное желание, незаметно выросло у меня в неодолимую потребность и, со всей энергией юности, я стал настойчиво обременять знакомых «детскими» вопросами. Одни искренно не понимали меня, предлагая книги Ляйэля и Леббока; другие, тяжело высмеивая, находили, что я занимаюсь «ерундой»; кто-то дал «Историю философии» Льюиса; эта книга показалась мне скучной, — я не стал читать ее. Среди знакомых моих появился странного вида студент в изношенной шинели, в короткой синей рубахе, которую ему приходилось часто одергивать сзади, дабы скрыть некоторый пробел в нижней части костюма. Близорукий, в очках, с маленькой, раздвоенной бородкой, он носил длинные волосы «нигилиста»; удивительно густые, рыжеватого цвета, они опускались до плеч его прямыми, жесткими прядями. В лице этого человека было что-то общее с иконой «Нерукотворенного Спаса». Двигался он медленно, неохотно, как бы против воли; на вопросы, обращенные к нему, отвечал кратко и не то угрюмо, не то — насмешливо. Я заметил, что он, как Сократ, говорит вопросами. К нему относились неприязненно. Я познакомился с ним, и, хотя он был старше меня года на четыре, мы быстро, дружески сошлись. Звали его Николай Захарович Васильев, по специальности он был химик. Помни то, что уж чувствуешь: свобода мысли — единственная и самая ценная свобода, доступная человеку. Ею обладает только тот, кто, ничего не принимая на веру, все исследует, кто хорошо понял непрерывность развития жизни, ее неустанное движение, бесконечную смену явлений действительности. Он встал, обошел вокруг стола и сел рядом со мною. Я не хочу вбивать мои мнения в твой мозг; я вообще никого и ничему не могу учить, кроме математики, впрочем. Я особенно не хочу именно тебя учить, понимаешь. Я — рассказываю. А делать кого-то другого похожим на меня, это, брат, по-моему, свинство. Я особенно не хочу, чтобы ты думал похоже на меня, это совершенно не годится тебе, потому что, брат, я думаю плохо. Он бросил папиросу на землю, растоптав ее двумя слишком сильными ударами ноги. Но тотчас закурил другую папиросу и, нагревая на огне спички ноготь большого пальца, продолжал, усмехаясь невесело: — Вот, например, я думаю, что человечество до конца дней своих будет описывать факты и создавать из этих описаний более или менее неудачные догадки о существе истины или же, не считаясь с фактами — творить фантазии. В стороне от этого — под, над этим — Бог. Но — Бог — это для меня неприемлемо. Может быть, он и существует, но — я его не хочу. Видишь — как нехорошо я думаю. Да, брат… Есть люди, которые считают идеализм и материализм совершенно равноценными заблуждениями разума. Они — в положении чертей, которым надоел грязный ад, но не хочется и скучной гармонии рая. Он вздохнул, прислушался к пению виолончели. Ищи сам… Я был глубоко взволнован его речью, — я понял в ней столько, сколько надо было понять для того, чтоб почувствовать боль души Николая. Взяв друг друга за руки, мы с минуту стояли молча. Хорошая минута! Вероятно — одна из лучших минут счастья, испытанного мною в жизни. Текст 2 Сочинение 1 На полярных зимовках в Арктике, как и во всех многолюдных экспедициях, бывают дельные люди и бездельники, скучные и весёлые, бодрые и унылые, здоровые и больные. Соколов-Микитов Иван Сергеевич. Величайшую, казалось, самую несбыточную мечту о справедливом переустройстве жизни мы первыми осуществили в нашей стране: на полях списка исторических мечтаний у раздела «Социализм» мы уже поставили отметку о выполнении. И ничто на свете не сможет покол: нашу уверенность в том, что недалека пора, когда сбудутся один за другим все самые смелые помыслы человечества. Завоевать межпланетные пространства, проникнуть в иные миры — одно из давнишних мечтаний обитателей земного шара. В самом деле, неужели человек обречен довольствоваться лишь одной крупинкой мироздания — маленькой Землей? Фантасты бередили самолюбие обитателей нашей планеты. Ученые искали способов достичь звездных миров или по крайней мере Луны. В отважных умах рождались различные догадки, то научные, то фантастические. Он, например, предлагал, как пишет Эдмонд Ростан, «сесть на железный круг и, взяв большой магнит, забросить вверх его высоко, пока не будет видеть око: он за собой железо приманит. Вот средство верное. А лишь он вас притянет, схватить его быстрей и вверх опять… Так поднимать он бесконечно станет». Или, заметив, что от Луны зависят приливы и отливы, рекомендовал: «В тот час, когда волна морская всей силой тянется к Луне», выкупаться, лечь на берегу и ждать, пока сама Луна не притянет вас к себе. Ru Но один из советов Бержерака был не так уж далек от истины. Это способ номер три: «…Устроивши сперва кобылку на стальных пружинах, усесться на нее и, порохом взорвав, вмиг очутиться в голубых равнинах». Жюль Верн послал своих выдуманных героев на Луну в пушечном ядре. Герберт Уэллс заставил своего героя изобрести особое вещество, не пропускающее будто бы земного притяжения. Окружив этим веществом «кэворитом» летательный аппарат, герой Уэллса покинул Землю и устремился к Луне, открыв для этого «кэворитовые» заслонки на той стороне своего снаряда, которая была обращена к древнему спутнику Земли. Ученые с сомнением покачивали седыми головами, вооружались очками и цифрами и доказывали, что, например, в пушечном снаряде человеку лететь никак нельзя: ядро вылетит из пушки сразу с огромной скоростью, необходимой для совершения дальнейшего полета, толчок будет столь ужасен, что никакие матрацы, пружины или ванны со специальной жидкостью, амортизирующей удар, не спасут пассажиров. Собственный вес расплющит их в момент выстрела. И затем, ну хорошо, допустим, этого каким-то чудом не случится и вы долетите до Луны. А обратно?.. Кто вами выстрелит? Так же расправилась наука и с «кэворитом» Уэллса. Законы физики напомнили, что если бы даже и можно было найти вещество, «заслоняющее» тело от притяжения Земли, то, чтобы задвинуть такую заслонку, понадобилось бы затратить столько же энергии, сколько требуется, чтобы вынести тело за пределы земного тяготения, то есть забросить его на такое расстояние от нашей планеты, где сила ее притяжения равна нулю. Иначе это противоречило бы одному из основных законов природы — закону сохранения энергии. А кроме того, над таким веществом, способным «заслонять» тела от тяготения Земли, образовался бы в атмосфере вихревой колодец, в котором воздух, не удерживаемый земным притяжением, стал бы уходить в космическое пространство и вся атмосфера бы «вытекла» через такую воздушную шахту. Что же, значит, человечество навсегда приковано к Земле и надо оставить все попытки оторваться от нее? Но он может летать, лишь опираясь на воздух, черпая в его сопротивлении подъемную силу. Пропеллер не потянет аппарат в безвоздушном межпланетье, так как будет вертеться впустую. Воздушный шар? Но ведь они тоже плывут только в атмосфере, несомые газами, более легкими, чем окружающий воздух. В пустоте они не могут держаться. Ученые качали головами, терли очки, но выхода не видели. Лев Кассиль. Человек, шагнувший к звёздам. Текст 4 Как же давно я мечтал и надеялся жарким летним днем пойти через Красную гору к плотине на речке Юг. Красная гора — гора детства и юности. И этот день настал. Открестившись от всего, разувшись, чтобы уже совсем как в детстве ощутить землю, по задворкам я убежал к реке, напился из родника и поднялся на Красную гору. Справа внизу светилась и сияла полная река, прихватившая ради начала лета заречные луга, слева сушились на солнышке малиново-красные ковры полевой гвоздики, а еще левей и уже сзади серебрились серые крыши моего села. А впереди, куда я подвигался, начиналась высокая бледно- зеленая рожь. По Красной горе мы ходили работать на кирпичный завод. Там, у плотины, был еще один заводик, крахмалопаточный, стояли дома, бараки, землянки. У нас была нелегкая взрослая работа: возить на тачках от раскопа глину, переваливать ее в смеситель, от него возить кирпичную массу формовщицам, помогать им расставлять сырые кирпичи для просушки, потом, просушенные, аккуратненько везти к печам обжига. Там их укладывали елочкой, во много рядов, и обжигали сутки или больше. Затем давали остыть, страшно горячие кирпичи мы отвозили в штабели, а из них грузили на машины или телеги. Также пилили и рубили дрова для печей. Обращались с нами хуже, чем с крепостными. Могли и поддать. За дело, конечно, не так просто. Например, за пробежку босыми ногами по кирпичам, поставленным для просушки. Помню, кирпич сохранил отпечаток ступни после обжига, и мы спорили чья. Примеряли след босыми ногами, как Золушка туфельку. Обедали мы на заросшей травой плотине. Пили принесенное с собой молоко в бутылках, прикусывали хлебом с зеленым луком. Тут же, недалеко, выбивался родник, мы макали в него горбушки, размачивали и этой сладостью насыщались. Формовщицы, молодые девушки, но старше нас, затевали возню. Даже тяжеленная глина не могла справиться с их энергией. Дома я совершенно искренне спрашивал маму, уже и тогда ничего не понимая в женском вопросе: — Мам, а почему так: они сами первые пристают, а потом визжат? Вообще это было счастье — работа. Идти босиком километра два по росе, купаться в пруду, влезать на дерево, воображать себя капитаном корабля, счастье — идти по опушке, собирать алую землянику, полнить ею чашку синего колокольчика, держать это чудо в руках и жалеть и не есть, а отнести домой, младшим — брату и сестренке. И сегодня я шел босиком. Шел по тропинкам детства. Но уже совсем по другой жизни, нежели в детстве: в селе, как сквозь строй, проходил мимо киосков, торгующих похабщиной и развратом в виде кассет, газет, журналов, мимо пивных, откуда выпадали бывшие люди и валились в траву для воссоздания облика, мимо детей, которые слышали матерщину, видели пьянку и думали, что это и есть жизнь и что им так же придется пить и материться. Но вот что подумалось: моя область на общероссийском фоне — одна из наиболее благополучных в отношении пьянства, преступности, наркомании, а мой район на областном фоне меньше других пьет и колется. То есть я шел по самому высоконравственному месту России. Что же тогда было в других местах?.. Я вздохнул, потом остановился и обещал себе больше о плохом не думать. А вот оно, это место, понял я, когда поднялся на вершину Красной горы. Тут мы сидели, когда возвращались с работы. Честно говоря, иногда и возвращаться не хотелось. С нами ходил худющий и бледнющий мальчишка Мартошка, он вообще ночевал по баням и сараям. У него была мать всегда пьяная, или злая, если не пьяная, и он ее боялся. Другие тоже не все торопились домой, так как и дома ждала работа — огород, уход за скотиной. Да и эти всегдашние разговоры: «Ничего вы не заработаете, опять вас обманут». А тут было хорошо, привольно. Вряд ли мы так же тогда любовались на заречные северные дали, на реку, как я сейчас, вряд ли ощущали чистоту воздуха и сладость ветра родины после душегубки города, но все это тогда было в нас, с нами, мы и сами были частью природы. Я лег на траву, на спину и зажмурился от обилия света. Потом прйвык, открыл глаза, увидел верхушки сосен, берез, небо, и меня даже качнуло — это вся земля подо мной ощутимо поплыла навстречу бегущим облакам. Это было многократно испытанное состояние, что ты лежишь на палубе корабля среди моря. Даже вспомнились давно забытые юношеские стихи, когда был летом в отпуске, после двух лет армии, оставался еще год, я примчался в свое село. Конечно, где ощутить встречу с ним? На Красной горе. Может быть, тут же и сочинил тогда, обращаясь к Родине: «Повстречай меня, повстречай, спой мне песни, что мы не допели. Укачай меня, укачай, я дитя в корабле-колыбели». Конечно, я далеко не первый сравнивал землю с кораблем, а корабль с колыбелью, и недопетые песни были не у меня одного, но в юности кажется, что так чувствуешь только ты. Тогда все было впервые. Вдруг еще более дальние разговоры услышались, будто деревья, березы, трава их запомнили, сохранили и возвращали. У нас, конечно, были самые сильные старшие братья, мы хвалились ими, созидая свою безопасность. Говорили о том, что в городе торговали пирожками из человеческого мяса. А узнали по ноготку мизинца. Мартошка врал, что ездил на легковой машине и что у него есть ручка, которой можно писать целый месяц без всякой чернильницы. Мартошка всегда спорил. Когда мы, вернувшись в село, не желая еще расставаться, шли к фонтану — так называли оставшуюся от царских времен водопроводную вышку, — то Мартошка всегда спорил, что спрыгнет с фонтана, только за десять рублей. Но где нам было взять десять рублей? Так и остался тогда жив Мартошка, а где он сейчас, не знаю. Говорили, что он уехал в ремесленное, там связался со шпаной. Жив ли ты, Мартошка, наелся ли досыта? На вышке, вверху, в круглом помещении находился огромнейший чан. Круглый, сбитый из толстенных плах резервуар. В диаметре метров десять, не меньше. По его краям мы ходили как по тропинке. В чане была зеленая вода. Мартошка раз прыгнул в нее за двадцать копеек. Потом его звали лягушей, такой он был зеленый.
Сочинение ЕГЭ. По тексту Вертеля Л.В. ДОСРОЧНЫЙ ЕГЭ
- последние новости, свежие события сегодня - Новости | 6 готовых уникальных сочинений ЕГЭ по тексту К. Г. Паустовскому (есть неоспоримые истины, но они часто), для варианта №31 нового сборника ЕГЭ 2021 Цыбулько И.П. |
Сочинения ЕГЭ по тексту больше месяца горсточка храбрецов защищала | Реальные сочинения для подготовки к ЕГЭ. |
Незнайка — варианты ЕГЭ, ОГЭ, ВПР 2024 | Пример сочинения ЕГЭ по тексту Гранина 2020:ОБ ИСКУССТВЕ (Какие эмоции возникают у человека, соприкоснувшегося с произведениями искусства?). |
Готовые сочинения есть неоспоримые истины, но они часто по тексту К. Г. Паустовскому
Ты не веришь в развитие, в прогресс? Вся эта дрянь, мелочь, на которую рассыпался современный человек, исчезнет: все это приготовительная работа, сбор и смесь еще не осмысленного материала. Эти исторические крохи соберутся и сомнутся рукой судьбы опять в одну массу, и из этой массы выльются со временем опять колоссальные фигуры, опять потечет ровная, цельная жизнь, которая впоследствии образует вторую древность. Как не веровать в прогресс! Мы потеряли дорогу, отстали от великих образцов, утратили многие секреты их бытия. Наше дело теперь — понемногу опять взбираться на потерянный путь и… достигать той же крепости, того же совершенства в мысли, в науке, в правах, в нравах и в твоем «общественном хозяйстве»… цельности в добродетелях и, пожалуй, в пороках! Все нянчишься с отжившей жизнью, а о себе не подумаешь, кто ты сам? Я так же нянчусь с этими отжившими людьми, как ты с своими никогда не жившими идеалами и образами. А ты кто?
Ведь ты художник, артист? Что же ты удивляешься, что я люблю какие-нибудь образцы? Давно ли художники перестали черпать из древнего источника… — Да, художник! Ведь ты рисовал какую-то большую картину: ты писал, что готовишь ее на выставку… — Черт с ними, с большими картинами! В одну большую картину надо всю жизнь положить, а не выразишь и сотой доли из того живого, что проносится мимо и безвозвратно утекает. Я пишу иногда портреты… — Что же ты делаешь теперь? Туда уходит и живопись, и музыка — и еще там есть то, чего не дает ни то, ни другое… — Что ж ты, пишешь стихи? Ими споешь любовь, пир, цветы, соловья… лирическое горе, такую же радость — и больше ничего… — А сатира?
Сатира — плеть: ударом обожжет, но ничего тебе не выяснит, не даст животрепещущих образов, не раскроет глубины жизни с ее тайными пружинами, не подставит зеркала… Нет, только роман может охватывать жизнь и отражать человека! Райский махнул рукой. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка предмет из истории, воображение у тебя живое, пишешь ты бойко. Помнишь, о древней Руси ты писал!.. А то далась современная жизнь!.. Это газетная литература! О газетах потише — это Архимедов рычаг: они ворочают миром… — Ну уж мир! Вон почитай, у monsieur Шарля есть книжечка.
Он современного Цесаря представляет в настоящем виде: как этот Регул во фраке дал клятву почти на форуме спасать отечество, а потом… — А твой титан — настоящий Цесарь, что: не то же ли самое хотел сделать? Обращусь опять к своему вопросу: ужели тебе не хочется никуда отсюда, дальше этой жизни и занятий? Козлов отрицательно покачал головой. Оставим римлян и греков — они сделали свое. Будем же делать и мы, чтоб разбудить это он указал вокруг на спящие улицы, сады и дома. Будем превращать эти обширные кладбища в жилые места, встряхивать спящие умы от застоя! За водочку, потом вечером за карты или трусь у губернатора по вечерам: ни-ни! Вот моя академия, — говорил он, указывая на беседку, — вот и портик — это крыльцо, а дождь идет — в кабинете: наберется ко мне юности, облепят меня.
Я с ними рассматриваю рисунки древних зданий, домов, утвари, — сам черчу, объясняю, как, бывало, тебе: что сам знаю, всем делюсь. Кто постарше, с теми вперед заглядываю, разбираю им Софокла, Аристофана. Не все, конечно; нельзя всего: где наготы много, я там прималчиваю… Толкую им эту образцовую жизнь, как толкуют образцовых поэтов: разве это теперь уж не надо никому? Многое умерло из того, что было, и многое родилось, чего не ведали твои греки и римляне. Нужны образцы современной жизни, очеловечивания себя и всего около себя. Это задача каждого из нас… — Ну, за это я не берусь: довольно с меня и того, если я дам образцы старой жизни из книг, а сам буду жить про себя и для себя. А живу я тихо, скромно, ем, как видишь, лапшу… Что же делать? А ты хочешь жить барашком!
Жизнь достанет везде, и тебя достанет! Что ты тогда будешь делать, не приготовленный к ней? Я такой маленький человек, что она и не заметит меня. Есть у меня книги, хотя и не мои… он робко поглядел на Райского. Но ты оставляешь их в моем полном распоряжении. Нужды мои не велики, скуки не чувствую; есть жена: она меня любит… Райский посмотрел в сторону. Смотри, смотри: линия затылка, очерк лба, падающая на шею коса! Что, не римская голова?
Он загляделся на жену, и тайное умиление медленным лучом прошло у него по лицу и застыло в задумчивых глазах. Даже румянец пробился на щеках. Видно было, что рядом с книгами, которыми питалась его мысль, у него горячо приютилось и сердце, и он сам не знал, чем он так крепко связан с жизнью и с книгами, не подозревал, что если б пропали книги, не пропала бы жизнь, а отними у него эту живую «римскую голову», по всей жизни его прошел бы паралич. Глава VIII. Текст 2 Сочинение 1 Солдаты, расположившиеся вокруг своей пушки, были заняты каждый своим делом. Ю Мальчик обернулся и увидел наводчика1 Ковалёва. ЗО Бывают наводчики талантливые. Валентин Петрович Катаев.
Текст 3 Желтые кувшинки плавали в стоячей воде. Пахло тиной и речной сыростью. Раздевшись, Николай выстирал гимнастерку и портянки, сел на песок, обнял руками колени. Лопахин прилег рядом. Не вижу оснований. Ну и радуйся. Смотри, денек-то какой выдался! Солнце, речка, кувшинки вон плавают… Красота, да и только!
Удивляюсь я тебе: старый ты солдат, почти год воюешь, а всяких переживаний у тебя, как у допризывника. Ты что думаешь: если дали нам духу — так это уже все? Конец света? Войне конец? Николай досадливо поморщился, сказал: — При чем тут конец войне? А ты именно так и относишься и делаешь вид, будто ничего особенного не случилось. Для меня ясно, что произошла катастрофа. Размеров этой катастрофы мы с тобой не знаем, но кое о чем можно догадываться.
Идем мы пятый день, скоро уже Дон, а потом Сталинград… Разбили наш полк вдребезги. А что с остальными? С армией? Ясное дело, что фронт наш прорван на широком участке. Немцы висят на хвосте, только вчера оторвались от них и все топаем, и, когда упремся, неизвестно. Ведь это же тоска — вот так идти и не знать ничего! А какими глазами провожают нас жители? С ума сойти можно!
Николай скрипнул зубами и отвернулся. С минуту он молчал, справляясь с охватившим его волнением, потом заговорил уже спокойнее и тише: — Ото всего этого душа с телом расстается, а ты проповедуешь — живой, мол, ну и радуйся, солнце, кувшинки плавают… Иди ты к черту со своими кувшинками, мне на них смотреть-то тошно! Ты вроде такого дешевого бодрячка из плохой пьески, ты даже ухитрился вон в медсанбат сходить… Лопахин с хрустом потянулся, сказал: — Жалко, что ты со мной не пошел. Там, Коля, есть одна такая докторша третьего ранга, что посмотришь на нее — и хоть сразу в бой, чтобы немедленно тебя ранили. Не докторша, а восклицательный знак, ей-богу! При таких достоинствах женщина, при такой красоте, что просто ужас! Не докторша, а шестиствольный миномет, даже опаснее для нашего брата солдата, не говоря уже про командиров. Николай молча, угрюмо смотрел на отражение белого облачка в воде, и тогда Лопахин сдержанно и зло заговорил: — А я не вижу оснований, чтобы мне по собачьему обычаю хвост между ног зажимать, понятно тебе?
Бьют нас? Значит, поделом бьют. Воюйте лучше, сукины сыны! Цепляйтесь за каждую кочку на своей земле, учитесь врага бить так, чтобы заикал он смертной икотой. А если не умеете, — не обижайтесь, что вам морду в кровь бьют и что жители на вас неласково смотрят. Чего ради они будут нас с хлебом-солью встречать? Говори спасибо, что хоть в глаза не плюют, и то хорошо. Вот ты, не бодрячок, объясни мне: почему немец сядет в какой-нибудь деревушке, и деревушка-то с чирей величиной, а выковыриваешь его оттуда с великим трудом, а мы иной раз города почти без боя сдаем, мелкой рысью уходим?
Брать-то их нам же придется или дядя за нас возьмет? А происходит это потому, что воевать мы с тобой, мистер, как следует еще не научились и злости настоящей в нас маловато. А вот когда научимся да когда в бой будем идти так, чтобы от ярости пена на губах кипела, — тогда и повернется немец задом на восток, понятно? Я, например, уже дошел до такого градуса злости, что плюнь на меня — шипеть слюна будет, потому и бодрый я, потому и хвост держу трубой, что злой ужасно! А ты и хвост поджал, и слезой облился: «Ах, полк наш разбили! Ах, армию разбили! Ах, прорвались немцы! Прорваться он прорвался, но кто его отсюда выводить будет, когда мы соберемся с силами и ударим?
Если уж сейчас отступаем и бьем — то при наступлении вдесятеро больнее бить будем! Худо ли, хорошо ли, но мы отступаем, а им и отступать не придется: не на чем будет! Как только повернутся задом на восток — ноги сучьим детям повыдергиваем из того места, откуда они растут, чтобы больше по нашей земле не ходили. Я так думаю, а тебе вот что скажу: при мне ты, пожалуйста, не плачь, все равно слез твоих утирать не буду, у меня руки за войну стали жесткие — не ровен час, еще поцарапаю тебя… — Я в утешениях не нуждаюсь, дурень, ты красноречия не трать понапрасну, а лучше скажи, когда же, по-твоему, мы научимся воевать? Когда в Сибири будем? Вот тут научимся, вот в этих самых степях, понятно? А Сибирь давай временно вычеркнем из географии. Вчера мне Сашка — мой второй номер — говорит: «Дойдем до Урала, а там в горах мы с немцем скоро управимся».
А я ему говорю: «Если ты, земляная жаба, еще раз мне про Урал скажешь — бронебойного патрона не пожалею, сыму сейчас свой мушкет и прямой наводкой глупую твою башню так и собью с плеч! Отвечаю ему, что и я, мол, пошутил, разве по таким дуракам бронебойными патронами стреляют, да еще из хорошего противотанкового ружья? Ну, на том приятный разговор и покончили. Михаил Александрович Шолохов. Текст 4 Сочинение «Зачем я от времени зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня»[2]. Мне часто вспоминаются эти гордые слова Базарова. Вот были люди!
Как они верили в себя! А я, кажется, настоящим образом в одно только и верю — это именно в неодолимую силу времени. Оно не отвечает; оно незаметно захватывает тебя и ведет, куда хочет; хорошо, если твой путь лежит туда же, а если нет? Сознавай тогда, что ты идешь не по своей воле, протестуй всем своим существом, — оно все-таки делает по-своему. Я в таком положении и находился. Время тяжелое, глухое и сумрачное со всех сторон охватывало меня, и я со страхом видел, что оно посягает на самое для меня дорогое, посягает на мое миросозерцание, на всю мою душевную жизнь… Гартман[3] говорит, что убеждения наши — плод «бессознательного», а умом мы к ним лишь подыскиваем более или менее подходящие основания; я чувствовал, что там где-то, в этом неуловимом «бессознательном», шла тайная, предательская, неведомая мне работа и что в один прекрасный день я вдруг окажусь во власти этого «бессознательного». Мысль эта наполняла меня ужасом: я слишком ясно видел, что правда, жизнь — все в моем миросозерцании, что если я его потеряю, я потеряю все. То, что происходило кругом, лишь укрепляло меня в убеждении, что страх мой не напрасен, что сила времени — сила страшная и не по плечу человеку.
Каким чудом могло случиться, что в такой короткий срок все так изменилось? Самые светлые имена вдруг потускнели, слова самые великие стали пошлыми и смешными; на смену вчерашнему поколению явилось новое, и не верилось: неужели эти — всего только младшие братья, вчерашних. В литературе медленно, но непрерывно шло общее заворачивание фронта, и шло вовсе не во имя каких-либо новых начал, — о нет! Дело было очень ясно: это было лишь ренегатство — ренегатство общее, массовое и, что всего ужаснее, бессознательное. Литература тщательно оплевывала в прошлом все светлое и сильное, но оплевывала наивно, сама того не замечая, воображая, что поддерживает какие-то «заветы»; прежнее чистое знамя в ее руках давно уже обратилось в грязную тряпку, а она с гордостью несла эту опозоренную ею святыню и звала к ней читателя; с мертвым сердцем, без огня и без веры, говорила она что-то, чему никто не верил… Я с пристальным вниманием следил за всеми этими переменами; обидно становилось за человека, так покорно и бессознательно идущего туда, куда его гонит время. Но при этом я не мог не видеть и всей чудовищной уродливости моего собственного положения: отчаянно стараясь стать выше времени как будто это возможно! Путаясь все больше в этом безвыходном противоречии, заглушая в душе горькое презрение к себе, я пришел, наконец, к результату, о котором говорил: уничтожиться, уничтожиться совершенно — единственное для меня спасение. Я не бичую себя, потому что тогда непременно начнешь лгать и преувеличивать; но в этом-то нужно сознаться, — что такое настроение мало способствует уважению к себе.
Заглянешь в душу, — так там холодно и темно, так гадко-жалок этот бессильный страх перед окружающим! И кажется тебе, что никто никогда не переживал ничего подобного, что ты — какой-то странный урод, выброшенный на свет теперешним странным, неопределенным временем… Тяжело жить так. Меня спасала только работа; а работы мне, как земскому врачу, было много, особенно в последний год, — работы тяжелой и ответственной. Этого мне и нужно было; всем существом отдаться делу, наркотизироваться им, совершенно забыть себя — вот была моя цель. Викентий Викентьевич Вересаев. Текст 5 И вот опять родные места встретили меня сдержанным шепотом ольшаника. Забелела чешуей драночных крыш старая моя деревня, вот и дом с потрескавшимися углами. По этим углам залезал я когда-то под крышу, неутомимый в своем стремлении к высоте, и смотрел на синие зубчатые леса, прятал в щелях витых кряжей нехитрые мальчишечьи богатства.
Из этой сосновой крепости, из этих удивительных ворот уходил я когда-то в большой и грозный мир, наивно поклявшись никогда не возвращаться, но чем дальше и быстрей уходил, тем яростней тянуло меня обратно… Старый наш дом заколочен. Я ставлю поклажу на крыльцо соседки и ступаю в солнечное поле, размышляя о прошлом. Смешное детство! Оно вписалось в мою жизнь далеким неверным маревом, раскрасило будущее яркими мечтательными мазками. В тот день, когда я уходил из дому, так же, как и сегодня, вызванивали полевые кузнечики, так же лениво парил надо мной ястреб, и только сердце было молодым и не верящим в обратную дорогу. И вот опять уводит меня к лесным угорам гибельная долгая гать, и снова слушаю я шум летнего леса. Снова торжественно и мудро шумит надо мной старинный хвойный бор, и нет ему до меня никакого дела. И над бором висит в синеве солнце.
Не солнце — Ярило. Оно щедро, стремительно и бесшумно сыплет в лохматую прохладу мхов свои червонцы, а над мхами, словно сморенные за пряжей старухи, дремлют смолистые ели; они глухо шепчут порой, как будто возмущаясь щедростью солнца, а может быть, собственным долголетием. Под елями — древний запах папоротника. Я иду черной лошадиной тропой, на лицо липнут невидимые нити паутины, с детским беззащитным писком вьются передо мной комары, хотя кусают они совсем не по-детски. Мой взгляд останавливается на красных, в белых накрапах, шапках мухоморов, потом вижу, как дятел, опершись на растопыренный хвост, колотит своим неутомимым носом сухую древесину; в лицо мне хлещут ветки крушины, и вот уже я на сухом месте, и нога едет на скользких иглах. Загудел в сосенной бронзе сухоросный ветер, и сосны отозвались беззащитным ропотом, и мне кажется, что в их кронах вздыхает огромный богатырь-тугодум, который с наивностью младенца копит свою мощь не себе, а другим. Под это добродушное дыхание, словно из древних веков, нечеткой белопарусной армадой выплывают облачные фрегаты. Мне кажется, что я слышу, как растет на полях трава, я ощущаю каждую травинку, с маху сдергиваю пропотелые сапоги и босиком выбегаю на рыжий песчаный берег, снова стою над рекой и бросаю лесные шишки в синюю тугую воду, в эту прохладную русалочью постель, и смотрю, как расходятся и умирают водяные круги.
Тихая моя родина, ты все так же не даешь мне стареть и врачуешь душу своей зеленой тишиной! Но будет ли предел тишине! Как хитрая лисичка, вильнула хвостом моя тропа и затерялась в траве, а я выхожу не к молодым березам, а к белым сказкам моей земли. Омытые июльскими дождями, они стыдливо полощут ветками, приглушая двухнотный, непонятно откуда слышимый голос кукушки: «Ук-ку, ук-ку! И вновь трепетно нарастает березовый шелест. Я сажусь у теплого стога, курю и думаю, что вот отмашет время еще какие-то полстолетия, и березы понадобятся одним лишь песням, а песни тоже ведь умирают, как и люди. И мне чудится в шелесте берез укор вечных свидетельниц человеческого горя и радости. Веками роднились с нами эти деревья, дарили нашим предкам скрипучие лапти и жаркую, бездымную лучину, растили пахучие веники, розги, полозья, копили певучесть для пастушьих рожков и мстительную тяжесть дубинам… Я выхожу на зеленый откос и гляжу туда, где еще совсем недавно было так много деревень, а теперь белеют одни березы.
Нет, в здешних местах пожары не часты, и лет пятьсот уже не было нашествий. Может быть, так оно и надо? Исчезают деревни, а взамен рождаются веселые, шумные города… Я обнимаю родную землю, слышу теплоту родимой травы, и надо мной качаются купальницы с лютиками. Шумят невдалеке сосны, шелестят березы. И вдруг в этот шум вплетается непонятный нарастающий свист, он разрастается, заполняет весь этот тихий зеленый мир. Я смотрю в небо, но серебряное туловище реактивного самолета уже исчезает за горизонтом. Как мне понять, что это? Или мои слезы, а может быть, выпала в полдень скупая соленая роса?
Текст 6 До чего же красива река Лобань! Просто как девочка-подросток играет и поёт на перекатах. А то шлёпает босиком по зелени травы, по желтизне песка, то по серебру лопухов мать-и-мачехи, а то прячется среди тёмных елей. Или притворится испуганной и жмётся к высокому обрыву. Но вот перестаёт играть и заботливо поит корни могучего соснового бора. Давно сел и сижу на берегу, на брёвнышке. Тихо сижу, греюсь предвечерним теплом. Наверное, и птицы, и рыбы думают обо мне, что это какая-то коряга, а коряги они не боятся.
Старые деревья, упавшие в реку, мешают ей течь плавно, зато в их ветвях такое музыкальное журчание, такой тихий плавный звон, что прямо чуть не засыпаю. Слышу — к звону воды добавляется звоночек, звяканье колокольчика. А это, оказывается, подошла сзади корова и щиплет траву. Корова входит в воду и долго пьёт. Потом поднимает голову и стоит неподвижно и смотрит на тот берег. Колокольчик её умолкает. Конечно, он надоел ей за день, ей лучше послушать говор реки. Из леса с того берега выходит к воде лосиха.
Я замираю от счастья. Лосиха смотрит по сторонам, смотрит на наш беpeг, оглядывается. И к ней выбегает лосёнок. Я перестаю дышать. Лосёнок лезет к маминому молочку, но лосиха отталкивает его. Лосёнок забегает с другого бока. Лосиха бедром и мордой подталкивает его к воде. Она после маминого молочка не очень ему нравится, он фыркает.
Всё-таки он немного пьёт и замечает корову. А корову, видно, кусает слепень, она встряхивает головой, колокольчик на шее брякает, лосёнок пугается. А лосиха спокойно вытаскивает завязшие в иле ноги и уходит в кусты. Начинается закат. Такая облитая светом чистая зелень, такое режущее глаза сверкание воды, такой тихий, холодеющий ветерок. Ну и где же такая река Лобань? А вот возьму и не скажу. Она не выдумана, она есть.
Я в ней купался. Я жил на её берегах. Ладно, для тех, кто не сделает ей ничего плохого, скажу. Только путь к Лобани очень длинный, и надо много сапогов сносить, пока дойдёшь. Хотя можно и босиком. Надо идти вверх и вверх по Волге — матери русских рек, потом будут её дочки: сильная суровая Кама и ласковая Вятка, а в Вятку впадает похожая на Иордан река Кильмезь, а уже в Кильмезь — Лобань. Вы поднимаетесь по ней, идёте по золотым пескам, по серебристым лопухам мать-и-мачехи, через сосновые боры, через хвойные леса, вы слышите ветер в листьях берёз и осин и вот выходите к тому брёвнышку, на котором я сидел, и садитесь на него. Вот и всё.
Идти больше никуда не надо и незачем. Надо сидеть и ждать. И с той, близкой, стороны выйдет к воде лосиха с лосятами. А на этом берегу будет пастись корова с колокольчиком на шее. И редкие птицы будут лететь по середине Лобани и будут забывать о своих делах, засмотревшись в её зеркало. Ревнивые рыбы будут тревожить водную гладь, подпрыгивать, завидовать птицам и шлепаться обратно в чистую воду. Все боли, все обиды и скорби, все мысли о плохом исчезнут навсегда в такие минуты. Только воздух и небо, только облака и солнышко, только вода в берегах, только Родина во все стороны света, только счастье, что она такая красивая, спокойная, добрая.
И вот такая течёт по ней река Лобань. Владимир Крупин. Текст 7 Сочинение 1 Порой мне с удивительной ясностью вспоминаются вечера моего раннего детства. Текст 8 Одно мгновение живет этот блаженный шарик… Всего один краткий миг — и конец… Радостный миг! Светлое мгновение! Но его надо создать и уловить, чтобы насладиться как следует; иначе все исчезнет безвозвратно… О легкий символ земной жизни и человеческого счастья!.. Легкими стопами, тихими движениями, сдерживая дыхание надо приступать к этому делу: заботливо выбрать соломинку, непомятую, девственную, без внутренней трещины; осторожно, чтобы не раздавить ее, надо надрезать один конец и отвернуть ее стенки… И потом бережно окунуть ее в мыльную муть, чтобы она вволю напилась и насытилась… Лучше не торопиться. Главное — не волноваться и не раздражаться.
Все забыть, погасить все мысли и заботы. Отпустить все напряженные мускулы. И предаться легкому, душевному равновесию; ведь это игра… И захотеть играющей красоты, заранее примирившись с тем, что она будет мгновенная и быстро исчезнет… Теперь можно бережно извлечь соломинку, отнюдь не стряхивая ее и доверяя ей, как верному помощнику, затем набрать побольше воздуха, полную грудь… и тихо-тихо, чуть заметным скупым дуновением дать легчайший толчок рождению красоты… Вот он появился, желанный шарик, стал наполняться и расти… Не прерывать дыхания! Бережно длить игру. Ласково беречь рожденное создание. Чутким выдохом растить его объем. Пусть покачивается чуть заметным ритмом на конце соломинки, пусть наполняется и растет… Вот так! Разве не красиво?
Законченная форма. Веселые цвета. Все богаче и разнообразнее оттенки красок. И внутри играющее круговое движение. Шар все растет, все быстрее внутреннее кружение, все сильнее размах качания. Целый мир красоты, законченный и прозрачный… А теперь создание завершилось. Оно желает отделиться, стать самостоятельным и начать радостный и дерзновенный полет через пространства… Надо остановить дыхание и отвести соломинку от губ. Окрестный воздух должен замереть!
Ни резких жестов, ни вздоха, ни слова! Бережным движением надо скользнуть соломинкой в сторону и отпустить воздушный шар на волю… О дерзновенно-легкий полет навстречу судьбе… О миг беззаботного веселья… И вдруг — все погибло!
Они не только восхищаются тем особенным, что дарит им родная земля, но и готовы защищать её. Это и боец с костылём, и высокий небритый боец, и старуха в огромных валенках, и боец-казах с рукой на перевязи. Именно он, сходя с поезда, попросил повествователя написать о его земле в газетах: «Пусть наши бойцы читают на фронте». Конечно, при этом каждый будет вспоминать своё. Родина — это часть жизни человека, поэтому настоящая любовь к ней выражается в готовности защищать её в бою. Указанные фрагменты находятся в причинно-следственных отношениях. В первом говорится о том, что у каждого своя родина, а во втором — что это чувство привязанности к чему-то заставляет человека встать на защиту всей страны.
Такая логика изложения помогает писателю глубже раскрыть мысль о сущности любви к родине.
Главные темы его творчества - крестьянский труд, казачий быт, выбор жизненного пути, героизм солдат во время войны. Автор романов «Курганы», «Любя и враждуя», «Суровое поле», повестей «Эхо войны», «Возврата нет» и др.
Фрагмент взят из повести «Возврата нет».
Проблема, которую поднимает автор, заставила меня ещё раз задуматься о героизме и его истоках. Позиция автора мне понятна: героизм — это проявление высшей степени мужества, это способность расстаться с жизнью, выполняя боевое задание. На героический поступок способен человек по-настоящему любящий свою родину, готовый пожертвовать жизнью ради её спасения.
Автор восхищён мужеством моряков. Я разделяю точку зрения автора. Героизм — это отвага, благородство, умение жертвовать собой. На героические поступки способны люди, для которых такие понятия, как любовь к родине, долг, — не пустые слова.
Мы, читатели, восхищаемся героизмом советских моряков. Как шли они на последнее боевое задание — на смерть. Как мужественно и храбро умирали. В художественной литературе о войне писатели часто описывают солдатский подвиг, как высшую степень мужества, попробую это доказать.
Васильева «В списках не значился» подвиг совершает молодой лейтенант Николай Плужников. Накануне войны он прибыл в Брестскую крепость, у него были большие планы на будущее. Но война перечеркнула всё. Почти девять месяцев лейтенант оборонял крепость, отдавая себе приказы и выполняя их.
Его боевое задание — уничтожать врага. С этим заданием, пока были силы, он успешно справлялся. Когда он вышел наверх, перед нами почти слепой седой человек с отмороженными пальцами. Немецкий генерал отдаёт честь русскому солдату, его мужеству и героизму.
В рассказе М. Шолохова «Судьба человека» мы встречаем Андрея Соколова, водителя, отца и мужа. Война перечеркнула и его планы.
Сочинение на егэ по русскому языку по тексту прилепина
Я прошу, чтобы мои ученики писали проблему в виде вопроса. Проблема — вопрос, авторская позиция будет на него ответом. Если тяжело сформулировать проблему, предлагаю сначала сформулировать идею, а потом сделать из нее вопрос. Потому что обычно в целом понятно, что хочет сказать автор. Например, как повезло, когда у тебя хороший учитель. Или как здорово, когда у тебя есть настоящий друг.
Литература и жизнь подтверждают это. Юноша Ларра, герой рассказа М. Горького «Старуха Изергиль», за эгоизм наказан бессмертием, и это одно из самых страшных наказаний для того, кто отвергнут людьми. Он обречен на вечное одиночество за то, что никого не любил, не жалел, жил только для себя.
Радость свободы и вседозволенности превращается для него в муку вечной отверженности и презрения. Известны истории многих людей, потративших молодые годы на веселье, развлечения и радости жизни. В погоне за ложными ценностями человек отвергает все, что ему мешает: дружбу, родство, родительские обязанности. А когда приходит старость, вдруг спохватывается, что он никому не нужен, у него нет друзей, семьи, надежной опоры.
Гоголя «Тарас Бульба». В произведении Гоголя главному герою пришлось преодолеть родственные чувства, чтобы защитить свою родину - мать. Для данной проблемы, в качестве примера можно привести выражение: «Родителей не выбирают». Это означает что хотим мы того или нет, будем всегда привязаны к тем людям, к тем местам, с которыми связано наше детство. Таким образом, как бы мы не относились к своей родине, мы будем всегда привязаны к ней. Мы всегда останемся ее гражданами.
Я согласен с автором: альтруизм на войне был событием нередким. И все потому, что многие в ту пору думали в первую очередь не о себе, а о других. Таким образом, героизм в годы войны проявлялся в самопожертвовании и бесстрашии. Джамбулат Текст 4 Капитан Минаев был угрюмый старик.
Другим капитанам везло. Они служили на сверкающих краской и медью паровых гигантах, командовали дизель-электроходами, пересекали ледяные просторы Арктики. Минаев всю жизнь проплавал на старом маленьком пароходике со смешным названием «Доротея». Пароходик ходил по заливу между Ленинградом и Кронштадтом и был кривоносый, с тонкой, как макаронина, трубой.
А теперь шла война. Это она вытащила старый пароход из залива, заставила пройти всё море и нынче гнала обратно в Ленинград. Корабли отступали. Они шли, как усталые солдаты, цепочкой, один за другим.
Самым большим среди кораблей был «Восток». Он вёз раненых. В его каютах и трюмах одна на другой стояли зелёные больничные койки, а во весь борт — от воды до палубы — тревожно алел санитарный крест. Самой маленькой была «Доротея».
Гружённая фанерой, мукой и пробкой, она шла неподалёку от плавучего госпиталя, то и дело отставая от него. Взять на буксир? Он понимал: для парохода и для него этот рейс был последним. В Ленинграде «Доротею» ждал причал для идущих на слом кораблей, а его больница.
Сердце капитана уже никуда не годилось. Фашистские самолёты забросали ими всё море. Мины лежали на дне молчаливые чёрно-зелёные снаряды. Внутри их прятались магнитные стрелки.
Стоило железной громаде парохода пройти над миной, как стрелка поворачивалась, включала ток и оглушительный взрыв раскалывал воду. Чем тяжелее был корабль или чем больше железа было в его трюмах, тем скорее взлетал он на воздух. Маленькой, лёгкой «Доротее» мины были не особенно страшны. Вдоль борта плавучего госпиталя стеной стояли фигурки в белых халатах.
Когда «Доротея» подходила поближе, над палубой поднимался целый лес рук. Раненые считали маленький корабль своим товарищем: ему тоже приходилось туго. Когда корабли пришли в Таллин, «Восток» и «Доротея» стали рядом. Капитаны встретились на причале.
А вот машина у тебя тянет плохо. Дойдёшь ли? Если будут самолёты, ты как? На этот вопрос капитан «Востока» ничего не ответил.
Действительно, если пароход начнёт тонуть, как спасти тысячу раненых, половина из которых не может ни ходить, ни плавать? В глубокой задумчивости Минаев простился с ним. А через час на «Доротее» закипела работа. Из трюмов тюками выбрасывали пробку, выгружали муку и фанеру.
Вместо них грузили железные болванки, рельсы, колёса, сыпали ящиками гвозди. На палубу рядами укладывали якорные цепи. Когда погрузка закончилась, Минаев собрал команду. Сегодня, как никогда, у него болело сердце.
Но мина достанется нам, а не ему, — капитан ткнул пальцем в сторону плавучего госпиталя. В строю стояло четырнадцать человек. Одиннадцать шагнули вперёд, трое остались на месте. Собрав вещи, они ушли.
Когда караван вышел в море, «Доротея» стала впереди «Востока» и, густо дымя трубой-макарониной, начала прокладывать ему путь. Она шла, тяжело осев под грузом железа в воду. Чуткие магнитные стрелки, которые раньше не замечали её приближения, теперь уже издалека начинали покачиваться на тонких осях. Но «Доротее» везло.
Она то проходила в стороне, то между минами, и следом за нею уверенно двигался огромный «Восток». Минаев не уходил с мостика. Никто из команды не спал. Дважды гул отдалённых взрывов долетал до них.
Погибли два парохода, но «Восток» уцелел. Кончилась ночь. Оранжевое солнце поднялось над горизонтом. По носу кораблей встал из воды синий берег.
Это был Кронштадт. За ним уже дымили трубы Ленинграда. Вдруг страшный удар потряс «Доротею». Мина пришлась как раз на пути судна.
Чёрный столб воды взметнулся над его палубой. Громадный пузырь воздуха из её трюмов с шумом вырвался на поверхность. Не спасся никто. Белые фигурки раненых стояли вдоль борта.
Люди молчали. Огромный корабль, не меняя хода, уносил их всё дальше и дальше от того места, где закончился последний рейс «Доротеи» и её старого капитана. Сахаров Сочинение 1 по тексту 5 Место ли милосердию на войне — вот проблема, которую ставит В. В тексте повествуется о Михаиле Ивановиче Богданове, который проявил отвагу во время неудачной контратаки, когда спас многих бойцов.
Комиссар батальона за это представил его к ордену Славы. Представил за проявленный героизм и гуманность со стороны санитара. Но радоваться заслуженной награде было ещё рано. Богданов являлся православным человеком и, увидев у проселочной дороги мертвого фашиста, не смог пройти мимо.
Милосердный поступок санитара осудил комиссар и отменил объявленное награждение. Но Михаил Иванович не пожалел о совершенном захоронении. Оба примера-иллюстрации, дополняя друг друга, доказывают, что милосердию на войне есть место. Не случайно и сослуживцы санитара, которые люто ненавидели врага, чувствовали в глубине души, что Михаил Иванович сделал все правильно, когда похоронил убитого фашиста, проявив к нему сострадание.
Таким образом, милосердие на войне также важно, как героизм и самопожертвование. Милана Сочинение 2 по тексту 5 Возможно ли проявление милосердия на войне? Размышляя над поставленным вопросом, писатель несколькими штрихами рисует читателю образ милосердного советского солдата. Его герой — санитар Михаил Иванович Богданов, который «не одного раненого вытащил с поля боя».
Особенно он отличился во время жесточайших боев с дивизией СС «Галичина», когда, проявляя человечность при спасении раненых, он один сражался с группой эсэсовских автоматчиков. За свой подвиг Богданов был «представлен к ордену Славы». Представлен потому, что проявил во время операции героизм и смелость. Затем автор повествует, как буквально на второй день санитар аналогично проявляет сострадание, но не к соотечественнику, а к убитому немецкому солдату, захоронив тело мертвого врага и прочитав над могилой молитву.
Однако этот человеческий поступок Богданова вызвал возмущение у комиссара батальона, который считал, что советский солдат не должен жалеть даже мертвых немцев. Но санитар прямо ответил комиссару, что убитый фашист — это «убиенный человек», и « его надо предать земле». Ответил так потому, что был человеком милосердным, милосердным даже на войне. Два примера-иллюстрации, основанные на приеме аналогии, позволяют писателю найти черты сходства в отношении бойца как к своим товарищам, попавшим в беду, так и к убитому немцу.
Позицию писателя определить несложно: В. Лялин считает, что его главный герой прав и что каждый солдат просто обязан сохранять в душе сострадание даже на войне. Я разделяю позицию автора, так как считаю, что человек всегда должен оставаться человеком не только по отношению к друзьям и товарищам, но и врагам, пришедшим на его землю. Убитым врагам… Таким образом, милосердие должно присутствовать в поведении людей и на войне.
Арина Текст 5 1 Михаилу Ивановичу Богданову было за пятьдесят, у него была многодетная семья. Русский язык. Вариант 2 10 4 После того как в один из жесточайших боев эсесовцы дивизии «Галичина» пустили в ход минометы и наша контратака захлебнулась, на поле мгновенно наступило затишье. Ответ принят Сочинение 6 Как музыка способна повлиять на душу человека?
Вот проблема, которую ставит в тексте Л. Размышляя над поставленным вопросом, автор приводит примеры, повествующие о способности музыки положительно влиять на настроение людей. Сначала писатель рассказывает об ужасном карточном долге молодого Ростова перед Долоховым. Николай понимает, «какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша», и только мысль о смерти, освобождающей его от бесчестия, витает в голове.
Любовная, поэтическая атмосфера родного дома и пение любимых людей вызывают у Ростова раздражение. Вызывают до той поры, пока не запоет Наташа. Затем Толстой, подчеркивая смену настроения у Николая, использует прием контраста. Под влиянием пения сестры «вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты».
Забылось все: и Долохов, и огромный долг, и предстоящее бесчестие — заменилось незабываемым чувством, которое Ростов давно не испытывал: это чувство « наслаждения от музыки…» Все проблемы улетучились. Проигрыш Долохова стал ничем иным, как «вздором». Именно так музыка и пение повлияли на душу Николая. Оба примера — иллюстрации, контрастные по отношению друг к другу, помогли читателю понять, что музыка смогла поменять настроение героя, заставить его забыть о желании умереть, затронуть « что-то лучшее, что было в душе Ростова».
Позицию автора определить несложно: он убежден в том, что музыкальное произведение способно осчастливить человека и благотворно повлиять на него. Я разделяю точку зрения писателя в том, что «гармония созвучий» оказывает огромное положительное влияние на людей. Потому что она эмоционально воздействует на их душу. Таким образом, музыка способна благотворно влиять на настроение и поступки человека.
Арина Текст 1 Вся карточная игра сосредоточилась на одном Николае Ростове. Слава Богу! Вот проблема, которую ставит Т. Лобина в своем тексте.
Рассуждая над этим вопросом, рассказчик повествует о том, как школьница Таня поставила себе пятерку по химии в журнал. Но девочка от волнения и страха перепутала свою строчку со строчкой одноклассника Лаврухина. Зачем она сделала это? Затем, чтобы получить в подарок за годовую пятерку по химии обещанный мамой телефон.
Этот проступок очень взволновал Таню: она не находила себе места…Но ситуация разрешилась сама собой: за подделку документов из школы исключили Лаврухина, которому Таня и поставила ту злополучную пятерку. Когда класс голосовал по вопросу отчисления недотепы Вовки, девочка очень переживала. Переживала, но признаться в своей вине не смогла, так как не обладала силой воли. Оба аргумента-иллюстрации помогают автору доказать, как важно сознаваться в своих поступках.
Важно потому, что ложь может искалечить жизнь другого человека. В этом, думаю, и состоит позиция Т. Я разделяю точку зрения автора, так как считаю, что, если человек совершил низкий поступок, он просто обязан исправить положение, признав свою вину. Таким образом, очень важно провинившемуся человеку сознаться в содеянном.
Алина Сочинение 2 по тексту 7 Подлость — вот проблема, которую ставит в тексте Т. Автор, рассуждая над этим вопросом, рассказывает о подлом поступке девочки, которая, решив приукрасить свои оценки в журнале, «нарисовала нескладную пятёрку». Нарисовала потому, что мама обещала ей купить новый мобильный телефон, если она закончит год на отлично. Но классная руководительница увидела корявую пятёрку, только стояла она не у девочки, а у её одноклассника.
Учительница решила, что тот подделал себе отметки, и вызвала его мать в школу. Она попросила поднять руки тех детей, кто хотел бы, чтобы мальчик ушёл из школы. Подлая девочка, напуганная происходящим, «громко всхликнула и подняла руку» только тогда, когда мать с одноклассником вышли из класса. Подняла потому, что ей не хотелось, чтобы ребята догадались, что это сделала она.
Два примера — иллюстрации, приведённые мною, показывают, как человек может гадко поступить по отношению к другому. Позицию автора определить не сложно: он считает, что каждый должен отвечать за свои поступки, а не подставлять других людей. Я согласен с мнением писателя и считаю, что личность, подло поступившая по отношению к окружающим, должна испытывать стыд. Таким образом, подлость является ярким примером бессовестности человека, совершившего низкий поступок.
Сева PS Сочинение написано в 2020 году, поэтому смысловая связь не указана. Сочинение 3 по тексту 7 К чему приводят безответственность, трусость, малодушие? Рассуждая над этим вопросом, автор рассказывает печальную историю, как школьница Таня хотела поставить себе пятерку по химии в журнал, но по ошибке оценка появилась против фамилии ее одноклассника Лаврухина. Неловкая хитрость ученицы говорит о ее трусости и малодушии.
Поступок девочки, на который она пошла ради маминого подарка за годовую пятерку по химии, имел не просто грустные, но и трагические последствия. Разве не трагедия, что недотепу Лаврухина отчислили из школы, не дав возможности поступить в театральный институт, разбили сердце его матери. И все ради модного телефона для Тани?! Два примера-иллюстрации, указывающие на причину и следствие подлого поступка девочки, помогают автору доказать, что никому нельзя ради собственной выгоды ломать жизнь другому человеку.
Позицию Т. Лобиной определить несложно. Хитрость и боязливость, слабохарактерность и подлость девочки привели к тому, что безвинно пострадали другие люди: ее одноклассник и его мать. Я разделяю точку зрения автора, так как считаю, что, если человек своим обманом подвел другого, он просто обязан признать вину, а не выжидать, чем закончится голосование по исключению из школы самого безобидного в классе ученика.
Таким образом, безответственность, трусость, малодушие одной ученицы приводят к тому, что судьба другого школьника оказывается сломанной. Диана Сочинение 4 В чем проявляется человеческое малодушие и подлость? Рассуждая над этим вопросом, автор рассказывает печальную историю, как школьница Таня хотела поставить себе пятерку по химии в журнал, но перепутала свою линию со строчкой одноклассника Лаврухина. Этот ее поступок стал причиной того, что девочка тем самым подставила мальчика, лишила его будущего.
Малодушие девушки проявляется в момент голосования, когда еще признание Тани могло спасти Лопуха. Но у его одноклассницы не хватило смелости признаться в совершенном, и она подняла руку за исключение Лаврухина. Именно эта деталь ярко говорит о подлости и беспринципности девочки. Желание Тани получить дорогой телефон, ее бесчестность и беспринципность стали причиной сурового наказания Лаврухина.
Эти примеры-иллюстрации, выражающие причинно-следственные отношения, позволяют читателю понять, что нельзя подло поступать с людьми, а если уж получилось, то надо сразу признаваться в своей вине. Малодушие и подлость девочки, не сумевшей признаться в содеянном, привели к тому, что безвинно пострадали другие люди. Таким образом, малодушие и подлость проявляются в том, что ради своего благополучия и спокойствия человек готов пожертвовать счастьем других людей. Диана Текст 7 1 Все ушли вперёд, а Таня, постепенно замедляя шаги, осталась одна в коридоре.
Вот проблема, которую ставит М. Рассуждая над этим вопросом, автор повествует о Владимире Герцике, который из-за работы на Всесоюзном радио в мирное время был назначен воздушным диктором на фронте. Никогда не поднимаясь в небо на самолете, Герцик во время первого же полета над неприятельскими позициями прекрасно справился со своей задачей. Так, несколькими штрихами, М.
Примеры сочинений ЕГЭ 2024 по русскому языку
Купить авиабилеты дёшево онлайн | Авиасейлс — поиск самых дешевых билетов на самолет | Сочинения по текстам ЕГЭ. |
Реальные сочинения ЕГЭ по русскому языку - примеры на 24 балла | Образцы сочинений части 2 ЕГЭ по русскому языку. |
12 примеров сочинений ЕГЭ по русскому языку на 24 балла | Главная» Новости» Он упал на заборонованную мякоть огородной земли сочинение егэ проблема. |
Задача по теме: "Сочинение ЕГЭ"
Он вызвал редактора Н. Потапова и спросил: — Газета пишет, что мы бьем «тигров», дает даже сводки об этом, а вот фотоснимков сожженных танков почему-то не печатает. Враг наступает, и подбитые танки остаются в его зоне. Ответ не удовлетворил генерала. Это будет убеждать солдат в их силе. Надо лучше знать наиболее уязвимые места «тигра», чтобы показать их всем истребителям танков. Фотографируйте пробоины на броне.
На другой день Галаджев узнал, что наши танкисты подбили несколько «тигров». Одна из машин осталась на нейтральной полосе. Он тут же позвонил редактору и приказал сфотографировать танк, а снимок поместить в газете. Наташа Бодэ загорелась желанием во что бы то ни стало быть первой. Сразу же поспешила на передовую. Танкистов, подбивших «тигр», нашла в балке.
Командир дивизии, узнав, зачем она прибыла, ахнул: — Да вас там убьют, девушка дорогая! Враг не подпускает к танку ни на шаг. Как только пошевелимся — открывает огонь. Разыщу танк и без вас. Командир вызвал адъютанта и приказал: — Подвезите корреспондентку и покажите, где стоит подбитый «тигр», как безопаснее подобраться к нему. У знакомого ему места лейтенант сказал водителю: — Останови.
Мы сейчас выйдем, а ты быстро назад и укройся вон там, за пригорком. Невдалеке разорвались снаряды. Корреспондентка и лейтенант бросились в сторону. Адъютант довел Наташу до выжженной солнцем высотки, предложил ей взобраться на вершину и залечь. Отсюда открывался приличный обзор местности. Между ними стоит танк.
Это и есть «тигр». Как, пойдете к нему? А если надо, и поползу, — не раздумывая ответила Наташа. Лейтенант остался на высотке, а корреспондентка, пригибаясь, короткими перебежками направилась к танку. До передней траншеи оставалось метров двести. Их Наташа преодолела с большим трудом.
Добравшись до ближайшей траншеи, девушка спрыгнула в нее и облегченно вздохнула: — Ну, кажется, пронесло. Петляя по ходам сообщения, Наташа проникла в первую траншею. Дальше лежала ничейная зона. Появление девушки в такой близости от противника удивило бойцов. Подошел командир взвода — хозяин участка траншеи. Спросил: — Кто такая?
А потом, может, и вас. В танке может сидеть немец. Он убьет вас как перепелку. Да и огонь вражеского пулемета простреливает подходы. Снимайте отсюда. Наташа уже прикинула расстояние, изучая местность перед объективом для съемки.
Проверив еще раз «лейку», она вылезла на бруствер и по-пластунски поползла вперед. Лобастый и серый «тигр» все ближе и ближе. На пути смердящие трупы фашистов. Ствол танка смотрит в ее сторону, словно прицеливаясь. Когда до «тигра» осталось десять метров, Наташа навела на него «лейку» и трижды щелкнула. Теперь можно бы и возвращаться.
Но Бодэ не понравился ракурс съемки. Она переползла на другую позицию. Ей хотелось сфотографировать его сбоку, в профиль, с черным крестом на башне. Журналистка проползла еще несколько метров. Уткнула голову в землю. Противник не заметил ее.
Наташа приподняла голову и увидела, что теперь танк удачно попадает в кадр с боковой стороны. Она несколько раз сняла его. Ободренная такой удачей, журналистка начала отходить. Сначала ползла, а потом попыталась бежать короткими перебежками. Гитлеровцы заметили девушку и открыли минометный огонь. Наташа мгновенно упала.
Вокруг нее разорвалось несколько мин. Вреда они не причинили. Лишь обдали воздушной волной, обсыпали землей. В траншее солдаты, наблюдавшие за ней, похвалили девушку за смелость. На попутных машинах она быстро добралась до редакции. На следующий день в газете появился ее снимок.
Редактор поблагодарил Наташу. Друзья же говорили: — Первый «тигр» в газете, и этот «тигр» — Наташин. Через несколько дней снимки Наташи Бодэ опубликовали и московские газеты: и «Правда», и «Красная Звезда». Нравится Наибольшее число голосов Самое последние Старые первыми Ответ принят Сочинение 1 по тексту 2 Просто ли обвинить невиновных людей в воровстве — вот проблема, которую В. Солоухин ставит в своем тексте. Рассуждая над этим вопросом, рассказчик, во-первых, повествует о случае с ножом, когда он, потеряв подарок, «сразу решил, что ножичек украли».
Решил оттого, что все в классе завидовали его «сокровищу», потому-то и с легкостью обвинил одноклассников в краже. Но, во-вторых, когда учитель бесцеремонно проверял и «обшаривал» его друзей, мальчик вдруг испытал чувство стыда за то, что «невольно затеял всю эту заварушку». Испытал потому, что понял, как несложно обвинить товарищей в краже или другом дурном поступке. Позицию автора определить не сложно: В. Солоухин считает, что обвинять окружающих людей в воровстве, не разобравшись во всем, довольно легко. Я разделяю позицию прозаика, так как считаю, что «тот, кто хочет обвинять, не вправе торопиться», потому что своим подозрением он может нанести непоправимую травму товарищам.
Таким образом, осудить невиновных людей очень просто, поэтому прежде, чем вынести свой «приговор», необходимо твердо убедиться в вине человека. Алина Сочинение 2 по тексту 2 Имеет ли право учитель оскорблять учеников, дотошно обыскивать их — Вот проблема, которую ставит В. Герой повествует о своей поспешности, в результате которой пострадали все ребята класса. Рассказав учителю о пропаже ножичка, мальчик даже не ожидал, что педагог станет копаться «в вещичках ребятишек». И все потому, что Федор Петрович чувствовал свою безнаказанность в данной ситуации. Мало того, учитель учеников «заставлял разуваться, развертывать портянки, снимать чулки».
И все ради того, чтобы «уличить в воровстве» своих воспитанников. Оба примера-иллюстрации, дополняя друг друга, показывают, что учитель не имеет права оскорблять учеников, обыскивая их, потому что тем самым он нарушает все правовые и этические нормы. Я разделяю точку зрения В. Действительно, педагог поступил некорректно в данной ситуации. Он должен был в полной мере соблюдать требования профессиональной этики, уважая обучающихся. Каждое его действие, на мой взгляд, — это унижение чувства собственного достоинства детей.
Таким образом, учитель не имеет никаких прав на такой унизительный обыск учащихся. Сочинения 1 и 2 написаны в 2020 году, поэтому смысловая связь не проанализирована. Сочинение 3 по тексту 2 2021 год Что труднее: сказать правду или жить во лжи? Вот проблема, которую ставит в тексте В. Раскрывая ее, автор рассматривает проблему с двух сторон, рассказывая о случае, который произошел с героем текста. Неприятность случилась на уроке, когда рассказчик обнаружил потерю драгоценного перочинного ножика.
Учитель устроил проверку всех учеников. Процедура была довольно унизительной: Федор Петрович проверял карманы, заставлял разуваться, снимать чулки…Покрасневшие лица товарищей героя опускались ниже под взглядом учителя. И вдруг рассказчик обнаружил в портфеле нож! В это мгновение ему «хотелось провалиться сквозь землю». Все его желание найти воришку мгновенно исчезло, а появилась жажда справедливости. Вот он, нравственный контраст!
Автор делает акцент на том, что мальчишка мог бы промолчать! Но опасался, что «так и останется впечатление, что в классе учится воришка». Именно это заставило героя выйти к доске… Поступок был не из легких! Но честь класса была для него дороже. Ради нее он вытерпел и грубые слова учителя, и осуждающие взгляды ребят. Рассказчик мог бы сразу уйти домой, но он вытерпел весь позор: он упрямо стоял у дверей класса, пока не вышли все ученики и учитель.
Мальчик вытерпел все: и унижение, и оскорбления. Антитеза, лежащая в основе двух примеров — иллюстраций, играет решающую роль в раскрытии поставленной автором проблемы: сказать правду, конечно, трудно, но жить во лжи совершенно невозможно. Позицию В. Солоухина определить несложно: покаяться в совершенном поступке тяжело, страшно, но жить с сознанием вины невыносимо. Я разделяю точку зрения автора. Конечно, человек должен быть ответственен за свои действия!
Вспоминаю произведение В. Железникова «Чучело», когда одноклассники объявили бойкот Лене Бессольцевой якобы за предательство. Но потом, когда стал известен истинный виновник, дети пожалели об ошибке. Раскаявшись, они написали на доске, что просят у нее, Лены, прощения. Пусть так, но ребята признали свою вину! Таким образом, признаться в своей грехе очень нелегко, но всегда необходимо найти мужество исправить ситуацию, так как раскаяние помогает понять и переосмыслить собственные ошибки.
Диана Текст 2 Из Москвы мне привезли небольшой перочинный ножичек с костяной ручкой и двумя зеркальными лезвиями. Одно лезвие побольше, другое — поменьше. На каждом — ямочка, чтобы зацеплять ногтем, когда нужно открыть. Пружины новые, крепкие — попыхтишь, прежде чем откроешь лезвие. Зато обратно только немного наклонишь, так и летит лезвие само, даже еще и щелкает на зависть всем мальчишкам. Отец наточил оба лезвия на камне, и ножик превратился в бесценное сокровище.
Например, нужно срезать ореховую палку. Нагнешь лозу, найдешь то место, где самый изгиб, приставишь к этому месту ножичек — и вот уже облегченно раздалась древесина, а лоза висит почти что на кожице. Может быть, не все мне поверят, но палку толщиной с большой палец я перерезал своим ножичком с одного раза, если, конечно, взять поотложе, чтобы наискосок. Чтобы вырезать свисток, напротив, нужна тонкая работа. И тут особенно важна острота. Тупым ножом изомнешь всю кожицу, измочалишь, дырочка получится некрасивая, мохнатая по краям.
Какой уж тут свист, одно шипение! Из-под моего ножичка выходили чистенькие, аккуратные свистки. С 1 сентября открылось еще одно преимущество моего ножа. Даже сам учитель Федор Петрович брал у меня ножик, чтобы зачинить карандаш. Неприятность как раз и произошла на уроке, при Федоре Петровиче. Мы с Юркой решили вырезать на парте что-нибудь вроде буквы «В» или буквы «Ю» теперь, во втором классе, мы уже знали все буквы , и я полез в сумку, чтобы достать ножичек.
Рука, не встретив ножичка в привычном месте, судорожно мыкнулась по дну сумки, заметалась там среди книжек и тетрадей, а под ложечкой неприятно засосало, и ощущение непоправимости свершившегося холодком скользнуло вдоль спины. Забыв про урок и про учителя, я начал выворачивать карманы, шарить в глубине парты, полез в Юркино отделение, но тут Федор Петрович обратил внимание на мою возню и мгновенно навис надо мной во всем своем справедливом учительском гневе. Значит, уж сполз я под парту в рвении поисков. Встань как следует, я говорю! Наверно, я встал и растерялся, и, наверно, вид мой был достаточно жалок, потому что учитель смягчился. Почему я сразу решил, что ножичек украли, а не я сам его потерял, неизвестно.
Но для меня-то сомнений не было: конечно, кто-нибудь украл все ведь завидовали моему ножу. Вспомни, подумай хорошенько. На первом уроке он у меня был, мы с Юркой карандаши чинили. А теперь нету. Правда ли, чинили карандаши на первом уроке? Юрка покраснел, как вареный рак.
Ему-то наверняка не нравилась эта история, потому что сразу все могли подумать на него, раз он сидит со мной рядом на одной парте. Про карандаши он честно сознался: — Ну хорошо, — угрожающе произнес Федор Петрович, возвращаясь к своему столу и оглядывая класс злыми глазами. Ни одна рука не поднялась. Покрасневшие лица моих товарищей по классу опускались ниже под взглядом учителя. Ты взяла нож? Воронин, встать!
Ты взял нож? Один за другим вставали мои товарищи по классу, которых теперь учитель а значит, вроде б и я с ним заодно хотел уличить в воровстве. Они вставали в простеньких деревенских платьишках и рубашонках, растерянные, пристыженные: их ручонки, не привыкшие к обращению с чернилами, были все в фиолетовых пятнах. Каждый из них краснел, когда вставал на окрик учителя, каждый из них отвечал одно и то же: «Я не брал. Выйти всем из-за парт, встать около доски! Всех ребятишек, кроме меня, учитель выстроил в линейку около классной доски, и в том, что я остался один сидеть за партой, почудилась мне некая отверженность, некая грань, отделившая меня ото всех, грань, которую перейти мне потом, может быть, будет не так просто.
Первым делом Федор Петрович стал проверять сумки, портфелишки и парты учеников. Он копался в вещичках ребятишек с пристрастием; и мне уж в этот момент не предвидя еще всего, что случится потом было стыдно за то, что я невольно затеял всю эту заварушку. Прозвенел звонок на перемену, потом снова на урок, потом снова, но теперь не на перемену, а идти домой, — поиски ножа продолжались. Мальчишки из других классов заглядывали в дверь, глазели в окна: почему мы не выходим после звонка и что у нас происходит? Нашему классу было не до мальчишек. Тщательно обыскав все сумки и парты, Федор Петрович принялся за учеников.
Проверив карманы, обшарив пиджачки снизу не спрятал ли за подкладку? Постепенно ребят около доски становилось все меньше, в другом конце класса все больше, а ножичка нет как нет! И вот что произошло, когда учителю осталось обыскать трех человек.
Автор считает, что для человека важно не только стремление проверить себя в различных экстремальных ситуациях, но и выйти из них победителем. Даже тот факт, что, преодолевая различные препятствия, человек не извлечет никакой пользы, которая может пригодится в повседневной жизни, его мало волнует во время достижения цели под названием победа. Я полностью согласен с мнением автора. Действительно, жизнь без риска лишена смысла.
Более того, если успешное приключение прошло легко, человек не получит должного удовлетворения. Некоторые люди имеют врожденное стремление к опасности, которое они стремятся удовлетворить на протяжении всей своей жизни. Вспомним Михаэля Шумахера. Профессионально занимаясь автогонками, он и в качестве хобби выбирает экстремальный вид спорта - альпинизм. Кроме того, риск не всегда бывает оправданным. Наиболее ярким примером неоправданной авантюры является эпизод в произведении Л. Толстого «Война и мир», где герой Долохов на спор распивает шампанское на подоконнике.
Он рискует жизнью ради забавы. Таким образом, автор данного текста подводит нас к выводу, что риск, как стремление к победе, является необходимой частью жизни человек. Дорофеев Игорь, 2 уровень. Каждый человек рано или поздно может столкнуться с жизненными трудностями, и, чтобы с ними справиться, необходимо найти в себе силы для их преодоления. В данном для анализа тексте Василий Михайлович Песков поднимает проблему преодоления жизненных обстоятельств.
Гоголя, 48, каб.
График приема документов: понедельник —четверг с 08. При приеме документов проводится проверка пунктов, предусмотренных ст. Гражданин в своем письменном обращении в обязательном порядке указывает либо наименование государственного органа или органа местного самоуправления, в которые направляет письменное обращение, либо фамилию, имя, отчество соответствующего должностного лица, либо должность соответствующего лица, а также свои фамилию, имя, отчество последнее — при наличии , почтовый адрес, по которому должны быть направлены ответ, уведомление о переадресации обращения, излагает суть предложения, заявления или жалобы, ставит личную подпись и дату.
Солоухину 1 Шла война, на которую мы, шестнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. Ю Утром, несмотря на разыгравшуюся метель, я добрался до родительского дома. И Переночевав и положив драгоценный каравай в заплечный мешок, я отправился обратно к своим друзьям в студеном, голодном общежитии. Зб При этом он успел метнуть хитрый взгляд на свой тяжелый замок. Солоухину Сочинение Немало произведений написано о Великой Отечественной войне. Это и воспоминания участников боев, и рассказы о героях, и истории из военного детства. Известный писатель Виктор Солоухин в годы войны был студентом, жил в общежитии, хорошо знал, что такое голод и холод. Но он вспоминает не только о тяготах военного времени, но и о поступках людей.
Сочинения ЕГЭ по тексту больше месяца горсточка храбрецов защищала
слишком большой текст. Прочитав статью Павловой, я поняла, что успех спора зависит от того, каким образом ведут себя люди. Категория: Сочинения ЕГЭ. Главная» Новости» 10 вариант сочинение егэ цыбулько русский язык 2024.
Константин Паустовский — Спор в вагоне: Рассказ
Как много раз мне приходилось вступать в дискуссию или жаркие споры сочинение егэ Сочинение–рассуждение по тексту Павловой Л. (1)3наете ли вы, что существует множество разновидностей манеры вести спор? Заключение Сочинение ЕГЭ по тексту Вересаева "Началось это под вечер" является одной из задач, позволяющих проверить уровень владения русским языком, аналитические навыки и способность критически мыслить. Сочинение из сборника Цыбулько М.Е. Салтыков-Щедрин «Пропала совесть по старому толпились люди на улицах». Составляем план сочинения, разбираем все критерии оценки на примерах Готовься к ЕГЭ с Экзамером.
Топ сочинений ЕГЭ по русскому языку, написанных на максимальные баллы
как написать сочинение егэ анализ связи сочинение егэ 2024 связь примеров сочинение егэ русский речевые клише егэ русский. Прочитайте текст К.Г. Паустовского "Спор в вагоне" и задумайтесь о своем отношении к родине. Пример сочинения ЕГЭ по тексту Бондарева 2022:О ВОЕННОМ ВРЕМЕНИ (Как следует вести себя в сложной ситуации?).
Открытый вариант ЕГЭ 2024 по русскому языку
Он обречен на вечное одиночество за то, что никого не любил, не жалел, жил только для себя. Радость свободы и вседозволенности превращается для него в муку вечной отверженности и презрения. Известны истории многих людей, потративших молодые годы на веселье, развлечения и радости жизни. В погоне за ложными ценностями человек отвергает все, что ему мешает: дружбу, родство, родительские обязанности. А когда приходит старость, вдруг спохватывается, что он никому не нужен, у него нет друзей, семьи, надежной опоры. Как говорится, «что посеешь — то пожнешь». За эгоизм, жадность, трусость приходится расплачиваться трудным одиночеством. Каждый из нас должен уметь отличать истинные ценности от ложных, жить в согласии с собственной совестью, поступать в соответствии с этическими нормами.
Ветер нес его белым дымом, и только внизу, у самых устоев моста, можно было увидеть свинцовую воду. От нее поднимался холодный пар. Боец с костылем отвернулся от окна, сплюнул, скрутил цигарку и сказал с досадой: — Ну и климат у вас в Сибири.
Второй день валит снег с дождем, будь он проклят! Богаче Сибири нету страны на земле. Я, бывало, еду через лес к себе на кордон, так у меня на колесах одной давленой ягоды на два пальца налипнет. Алтайские кони — огонь! У кого сердце слабое, тот на них ездить не смеет. Спор разгорался. Раненые бойцы, ехавшие в недолгий отпуск, и пассажиры начали наперебой хвалить родные места. И удивительно было то, что каждый из них был прав. Молчал только боец-казах с рукой на перевязи. Сначала он застенчиво улыбался, потом наклонился ко мне и сказал шепотом: — На родину еду!
Я взглянул на него, и он повторил: — В Джаркент, на родину еду. На месяц. Одни люди говорят: твоя страна — пустыня. Другие говорят: твоя страна, Исмаил, засохла от солнца, в ней дождь не падает с неба. Ай, мало знают люди! Он помолчал. Как думаешь, почему? Потому что нигде нет такого воздуха, как в Казахстане. Много воздуха. Песня летит далеко, никто ей не перебегает дорогу.
Песня любит мою страну. Боец-казах был прав. Не оттого ли так любят петь казахи, что как бы стеклянный воздух этих пространств придает особую звонкость человеческому голосу? Не многие народы стоят так близко, как казахи, лицом к лицу с девственной природой. Этим объясняется склонность казахов к поэзии. Недаром казахский поэт Чокан Валиханов писал, что постоянное созерцание природы — всегда открытого звездного неба и беспредельных зеленых степей — было причиной поэтического и умозрительного расположения духа степных народов. Боец с костылем услышал слова Исмаила и сказал: — Отчего же песне не лететь далеко, браток, ежели в твоей стране одна пустота? Пожил бы ты у нас под Владимиром, послушал шум лесной, знал бы, что такое рай.
В рассказе, созданном на биографической основе, автор обращается к нравственно-этической проблеме человеческих отношений. Жадный и бессовестный Мишка Елисеев хранит продукты в тумбочке, прячет их под замком от соседей по комнате. Но никто из голодных ребят не покушается на его добро: «неприкосновенность чужого замка вырабатывалась у человека веками и была священна во все времена... А ведь Мишка даже никому не пожаловался и сам ушел из комнаты. Возможно, что-то понял. Справедливость должна торжествовать, а зло должно быть наказано — таков бескомпромиссный вывод, с которым, прочитав рассказ, согласится каждый из нас. Литература и жизнь подтверждают это. Юноша Ларра, герой рассказа М.
Дошло даже до личных оскорблений и припоминания прежних обид. В углу сидел и помалкивал аспирант, друг одной из наших сокурсниц. Высказывайтесь по порядку, - вдруг вмешался он. И тут, к нашему величайшему удивлению, оказалось, что мы не слышали друг друга, а если и слышали, то не понимали. Слышать и понимать другого - трудная задача, успешно выполнять которую удаётся немногим. Чаще мы реагируем не на то, что сказал собеседник, а на собственную интерпретацию его слов и на тот резонанс, который его слова вызвали в нашей душе, нежели к его истинным намерениям. Немногие из нас способны точно воспринимать слова, чувства и поступки других людей и сопереживать им, понимать и принимать их, даже если сами поступаем иначе.