Страна и мир - 9 апреля 2024 - Новости Новосибирска - «Лев Семенович Рубинштейн в Склифосовского.
Оставить заявку
- Умер поэт Лев Рубинштейн
- После ДТП Рубинштейн несколько дней находился в коме
- Другие записи
- Сегодня в Москве попрощаются со Львом Рубинштейном | Новости города Иваново и Ивановской области
- Умер Лев Рубинштейн
- ТОП НОВОСТИ
Интересное
- «Образцовые советские люди»
- Карьера и творчество Льва Рубинштейна
- Погиб Лев Семёнович Рубинштейн
- Не стало Рубинштейна, Льва - Газета писателей России
Человек с бульвара диссидентов: кем на самом деле был поэт Рубинштейн
Лев Семенович был везде. Приходишь в музей — там Лев Семенович. Приходишь на митинг — там Лев Семенович. Приходишь в суд — там Лев Семенович. Приходишь на поминки — там Лев Семенович. Приходишь на день рождения... Кстати, про день рождения и Льва Семеновича. Куда я ни приходил, везде слышал: «Ну, у Льва Семеновича юбилей, надо выпить».
В 1970-х Рубинштейн создал собственный жанр — стихотворение на карточке, став одним из основоположников московского концептуализма. Также он известен как библиограф и публицист, а его произведения переведены на многие языки.
Переход не должен был позволять водителю слепо гнать, человек на нём должен быть хорошо и чётко виден. Сколько ещё россиян, известных и безвестных, должны лишиться жизней на улицах своих городов, чтобы это изменилось?
По информации канала, Рубинштейну установили венозный катетер, через который в организм поэта поступают необходимые лекарства. Врачи считают, если журналист выживет, он останется инвалидом. Согласно источникам канала, в отношении 63-летнего водителя, сбившего поэта на улице Образцова, возбуждено уголовное дело по статье "Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств".
Прямо на зебре: появились кадры, как машина сбивает знаменитого поэта Рубинштейна
Вот как говорят, что есть определенные породы собак, для которых не существует перспективы — они не знают, что близко, что далеко. Поэтому их в войну пускали на танки противников, привязывали к ним гранату и они взрывались вместе с этим танком. Собаки не знали, что опасность так близко. Так же и с историческим сознанием у россиян, они не знают, что было и когда. То есть знают, но у них нет перспективного мышления, что война, что было вчера — это все одно и то же. И для них вся история российская — это история времен Путина, история первого, второго, третьего срока. Ну что будет, сейчас они бузят, между прочим, это они и есть, та самая молодежь. И памятники им стоят вполне заслуженно.
А вот память о ненавистнике России и русских Рубинштейне вряд ли будет увековечена в бронзе и граните… P.
Возвращаясь к словесности, к прозе, а я думаю, что процессы везде одни и те же, хотя по-разному проявляются, скажу, что мне, например, не то что не нравится, а глубоко неинтересна, скажем, тенденция возвращения к нарративу. И проза, и кино сводятся сейчас, по-моему, к рассказыванию историй. Абдуллаева: Не сводятся, хотя рассказывание историй не отменяется. В этом новая сложность, а не примитивность. Потому что в истории непременно есть сдвиг.
Рубинштейн: А мне кажется это глубоко проеханным. Я знаю, что все истории давно рассказаны. Я их более или менее помню. Они отличаются друг от друга по фактуре. Но с фактурой не каждый справляется, не каждый способен фактуру сделать содержанием. В результате содержанием становится то, что можно пересказать. После Веселовского, Проппа мы знаем, что сюжетов, вообще, всего несколько и они все давно рассказаны.
Абдуллаева: Ну да. Старые и по-настоящему радикальные авторы продолжают разрабатывать некогда найденное, а новых авторов в старом смысле пардон за оксюморон нет. Поэтому понятие «автор», по-моему, склонилось наконец к анонимности. Поэтому замечательные западные режиссеры свой радикализм — или какой-то синоним этому слову надо найти — видят в содержательном сдвиге. Правда ли, или вранье, что вместо разнообразной системы отказов в персональном поведении, художественной стратегии наступило — возможно, еще неартикулированное — время рефлексивного, но при этом не поставангардного искусства? При этом даже линейная история не становится почему-то помехой в восприятии такого неконсервативного кино. История есть, и она читается, но содержанием становится то, что не показано, что осталось между кадрами, — экзистенциальная протяженность.
Хотя ни фабула, ни сюжет вроде не разрушены. Рубинштейн: Мне интересен автор рефлексирующий, мне интересна мгновенная реакция, но реакция очень опосредованная. Сейчас в относительно молодой литературно-художественной среде появились очень неубедительные, на мой взгляд, термины, которые меня не утешают: «новая искренность», например. Абдуллаева: Это старая песня о главном. Рубинштейн: Или, скажем, «поэтика прямого высказывания». Вместе с «новой искренностью» сейчас это взято на вооружение. Я как был совершенно убежден, так и остался: в современной культуре никакое прямое высказывание невозможно.
Пока ты не выкупаешься в языке, ты ничего сказать не можешь. Я как лингвоцентрист все равно содержание любого произведения ищу именно в языке. Просто язык все знает. Без нас и за нас. И чем мы с ним в более доверительных отношениях, тем ближе к тому, чего хотим. Абдуллаева: Возразить трудно. Но я недавно перечитала любимую в середине 90-х книгу Михаила Безродного «Конец цитаты», и мне показалось, что это образец чудесного, но оставшегося в своем времени письма.
Что сегодня, по-твоему, подвергается деконструкции? И какую поэтику новые авторы пытаются конструировать, работая с дистанцией? Рубинштейн: То есть, какие объекты сегодня наиболее соблазнительны для деконструирования? Мне кажется, практически все. При этом все переворачивается. Вот, скажем, в 70-е — начале 80-х годов меня в искусстве раздражало все, условно говоря, политическое. И мы тогда все, и соц-артисты, и те, кто, как я, опосредованно, через язык обиходной жизни как раз занимались деконструкцией мейнстрима общественного сознания.
Советского либо антисоветского. В какой-то момент мы решили, что это, в общем, одно и то же, потому что говорило на одном языке. Мне кажется, что сейчас такой опасный, довольно отстойный мейнстрим — это как раз аполитизм. И его следует деконструировать. Если сейчас и пришло время прямого высказывания, то на эти темы. Я всегда этого избегал, но не случайно последние сколько-то лет говорю именно на эти темы, которые меня всю жизнь не интересовали. Как когда-то околополитическое говорение мне казалось консервативным и тухлым, сейчас аполитизм мне кажется вредным и тухлым мейнстримом.
Я, как ты понимаешь, мейнстрим всегда употребляю только в негативном смысле. Этот мейнстрим очень поощряется властью: ребята, вас это все не касается, мы тут сами все решим, а вы развлекайтесь. Абдуллаева: Ты говорил про гламур как про официальное искусство. Западный, очень разнообразный мейнстрим адаптировал постмодернисткие приемы, приметы. Те же авторы, которые остались, уходят не в «новую искренность», и она принадлежит мейнстриму, а в запечатление, регистрацию повседневности. Они снимают простые вроде по форме, но при этом не простецкие истории. Рубинштейн: Про жизнь.
Абдуллаева: И так сказать можно. Но остается зазор, который, с одной стороны, историей не исчерпывается, хотя этот же зазор, с другой стороны, не определишь, как прежде, в каких-то явных языковых предпочтениях режиссеров. В этом сложность описания новой киноматерии. Можно сказать: «чистая киногения», «длинные планы», «повседневность, становящаяся хроникой», «онтология кино», но дальше не продвинешься. Абдуллаева: А что такое искренность? Рубинштейн: Кстати. Как она может быть новой или старой?
Прямое высказывание — тоже ложная вещь, потому что оно невозможно. Оно возможно только в одном случае: когда тебе на голову что-то упало и ты говоришь «ё…». Вот это прямое высказывание. И то оно не прямое, потому что мы, филологи, знаем, что все слова миллион раз до нас говорили. Так что тут прямого? Каждое слово тянет за собой пучок смыслов. Знаешь, какой сейчас мне кажется очень важным — динамизирующим и конструирующим — фактором, который очень часто, по-моему, бывает неочевиден и оттого мы не можем воспринять то, что происходит в искусстве?
Это мотивация. С одной стороны, нет более идиотского вопроса, зачем автор написал это произведение или снял это кино. С другой стороны, этот вопрос не должен возникать, потому что должно быть понятно, зачем. Я все время вижу, возвращаясь к нашей прозе, что все это написано не для меня, что я не адресат, что это написано либо с целью получить премию, либо с целью заинтересовать какого-нибудь кинопродюсера, который прочтет и захочет сценарий заказать. Мне кажется, что вся эта новая проза не является конечной целью. Она является полуфабрикатом чего-то другого. Так что проблема мотивации и проблема адресата сейчас стоит очень остро.
Не зачем, но для кого и что тобой двигало? У меня все время ощущение, что сейчас все делают просто так. Рыли окопы. К ней можно по-разному относиться, но она очевидна. Сейчас такой мотивации нет. Кино снимают, чтобы на фестивале кто-то посмотрел. Нет серьезного обращения.
То, что я вижу или читаю, не для меня. Лучше сделано, хуже сделано. Сейчас технология достигла такого размаха, что смешно об этом говорить. Абдуллаева: Это проблема личности. Рубинштейн: Между прочим. И дело не в отсутствии личности, а в ее невостребованности. Личности никому не нужны.
Абдуллаева: Или по каким-то иррациональным причинам они… Л. Нынешняя общественно-культурная атмосфера не менее развращающая, чем советская. Советская кого-то пугала, покупала, советский морок, который мы застали, уже был невысокий — я в кавычках и без кавычек говорю, все шло по нисходящей, в сторону склероза. Тогда людям, даже интегрированным в государственные дела, было стыдно делать то, что сейчас людям не стыдно. Сейчас удивительный диктат бесстыдства. Более того, на это бесстыдство — мода. Абдуллаева: Более того, на бесстыдство не реагируют те, кто стыд еще вроде не потерял, но из-за социальной апатии, которая тоже модна.
Ну ладно. Поговорим о твоих текстах. Твоя проза стала более персональной, хотя в ней сохраняется промежуток между слухом на память и слухом на сегодняшнюю реальность. Промежуток, который удостоверяет, по-моему, сейчас и нарушение, и установление границ. Прежняя ситуация, в которой размывались границы между правым — левым, верхом — низом и даже между прилагательным и существительным, сменилась восстановлением этих границ, навсегда, казалось бы, похеренных постмодернистской эпохой. Рубинштейн: Понимаю, понимаю. Лев Рубинштейн и Дмитрий Пригов З.
Москва, ул. Полковая, д. Политика, экономика, происшествия, общество.
Рубинштейн о московском концептуализме: «В каком-то смысле, я бы сказал, что московский концептуализм объединяет внутреннее ощущение того, что мир поделен, все тексты написаны, картины нарисованы.
Задача нынешнего художника — переосмысливать, переназывать. И назвать важнее, чем сделать. В известной степени это номинативное искусство». Занимается литературой с конца 60-х.
После окончания ВУЗа работал в библиотеке, библиографические карточки помогли к 1974 году выработать собственный жанр — «стихи на карточках», «жанр картотеки», в стилистике минимализма. Автор отмечает, что находясь в то время «отчасти под влиянием американского поп-арта, отчасти — творчества авангардиста Джона Кейджа», он стремился «преодолеть инерцию и тяготение плоского листа». Подчиняясь «памяти жанра», любой фрагмент текста или текст целиком в читательском восприятии ассоциируется с традиционными жанрами. Текст, таким образом, читается то как бытовой роман, то как драматическая пьеса, то как лирическое стихотворение и т.
Этот жанр является, в сущности, интержанром, соединяя в себе черты поэзии, прозы, драмы, визуальных искусств и перформанса.
После ДТП Рубинштейн несколько дней находился в коме
- СМИ: поэта Льва Рубинштейна сбила машина в Москве
- И запрещаются объятья / IN MEMORIAM / Независимая газета
- Поэта Льва Рубинштейна сбила машина, его доставили в больницу
- Умер Лев Рубинштейн
В Москве поэт Лев Рубинштейн попал под машину
Но если говорить про влияние семьи на меня, то все было связано исключительно с моим старшим братом — он меня старше на девять лет. Мой брат был из поколения классических стиляг-шестидесятников. Он не был гуманитарием, не имел творческой профессии — обычный инженер-строитель, как наш отец. Но тогда среди молодежи было очень модным интересоваться поэзией, джазом и всем, что имело отношение к искусству. Будучи стилягами, они не просто носили узкие брюки. Они очень серьезно интересовались творчеством Луи Армстронга, увлекались поэзией, которая тогда гнездилась в Политехническом музее Москвы. Мой брат был типичным молодым человеком того времени.
Он и на меня влиял гораздо сильнее, чем родители. И я смотрел ему в рот, тянулся к его компании. А в этой компании было принято знать стихи, читать стихи. Иначе не было шанса даже познакомиться с девушкой. Я думаю, что увлечение поэзией и направление мысли пошло оттуда. Я довольно рано начал этим интересоваться и в какой-то момент понял, что это и есть мой путь.
При всей моей любви к ним и благодарности за то, что меня на свет произвели, они были образцовыми советскими людьми. И конечно, как у каждого подростка, у меня были большие противоречия с отцом. Видимо, от их этой «советскости» я рефлекторно и подсознательно отпихивался, что меня в дальнейшем и привело к антисоветсткости. Семен Рубинштейн, отец Льва Рубинштейна. Отец был образцовым дисциплинированным советским коммунистом. Без излишеств.
Ни в каких отвратительных склоках и поступках не был замечен. Он был работяга. Но меня очень раздражало его абсолютно слепое доверие официальной точке зрения партии абсолютно по всем вопросам. Лев Рубинштейн с матерью. Но все равно, они оба родились до революции, их детство — это гражданская война со всеми последующими «прелестями». Они оба родились в черте оседлости в довольно бедных еврейских семьях.
И были уверены всю свою жизнь, что хорошую жизнь им дала Октябрьская революция. Они были уверены, что благодаря ей смогли получить образование и жить в столице. В какой-то степени они были правы. Они не очень хорошо знали настоящую историю, ведь черту оседлости отменили не большевики, а правительство Керенского, и это было достижением не Октябрьской революции, а Февральской. Ваша семья — ортодоксальные евреи? Моя семья такой не была.
Последним носителем этой еврейской цивилизации была моя бабушка по материнской линии. Мы жили вместе, это было очень странно, ведь мои родители были абсолютные атеисты, ярые комсомольцы 30-х годов. Бабушка Льва Рубинштейна. Никаких суббот и синагог в нашей семье не было. Но иногда какие-нибудь еврейские праздники бывали, правда, я их так не фиксировал для себя. Я считал, что это обычные семейные праздники: у нас вдруг собирались гости из друзей и родственников.
Подтекста больше, чем текста, пауз — чем слов. Здесь всё в лакунах и переходах, в интенциях и провисаниях. Которое хватает за горло […] Тексты его много меньше в сравнении с опытами Пригова или Сорокина напоминают традиционные способы бытования художественных произведений. Это высшая степень мизантропии или свободы — не объяснять, не пытаться быть понятным, понятым. Но предлагать себя как данность: если происходит какое-то, вне смысла, совпадение с читателем — пожалуйста, а если нет, то не очень-то и хотелось [41].
В 1999 году стал лауреатом премии Андрея Белого.
На кадрах, опубликованных столичным транспортным департаментом очень хорошо видно, как Рубинштейн переходит улицу Образцова по «зебре», и примерно на полпути в него врезается автомобиль Volkswagen, водителю которого абсолютно ничего не мешало видеть пешехода и сбавить скорость, или остановиться. Следы на лобовом стекле свидетельствуют об очень сильном ударе. Более того, как сообщил тот же Дептранс, автолюбитель только за последний год нарушал ПДД 19 раз! Канал «ВЧК-ОГПУ» сообщает, что виновник происшествия оказался мужчиной рабочей специальности, он был в спецодежде и, судя по всему, очень спешил, а когда сбил поэта, начал отменял по телефону «заявки» и «заказы». Очевидцы происшествия утверждают, что Лев Рубинштейн после столкновения был без сознания.
Помнишь этот воз? Он всё скрипел, но никуда не вёз.
Не помнишь, нет? Ну как же! Возле школы! Там ещё были липы, был там снег, Ещё чего-то было там такое… Вот, вспомнил! Шёл навстречу человек, Мне не знакомый. Он достал «Казбек» И прикурил единственной рукою. Тебя я вижу. А меня ты видишь?
Водитель, сбивший на переходе поэта Рубинштейна, получил условный срок
Лев Семенович похож на свои стихи. приводит МИА «Россия сегодня» сообщение, опубликованное в блоге дочери поэта. Умер Лев Семенович Рубинштейн, наш любимый писатель и лучший человек на свете. Нам остались память о нем и его замечательные книги. Выражаем искренние соболезнования родным Льва Семеновича.
Скончался поэт Лев Рубинштейн
На 77-м году жизни умер Лев Рубинштейн. «Все вспоминали Льва Семеновича, слезы вперемешку с памятью, в конце звучали стихи Рубинштейна, на большом экране были его фотографии разных лет», — поделилась журналистка Арина Бородина. Это было для Льва Рубинштейна удивительно, потому что бабушка по материнской линии, жившая вместе с ними, была носителем той самой еврейской традиции, которыми славился древний народ. Лев Семёнович Рубинштейн (19 февраля 1947[2][3], Москва — 14 января 2024[4][5], Москва[1]) — российский поэт, библиограф и эссеист, обозреватель, общественный деятель, журналист.
Биография Льва Рубинштейна
Погиб Лев Семёнович Рубинштейн. Настоящий материал (информация) распространен иностранным агентом Бесединой Дарьей Станиславовной либо касается деятельности иностранного агента Бесединой Дарьи Станиславовны. Поэт Лев Рубинштейн умер на 77-м году жизни. 8 января поэта Льва Рубинштейна сбила машина в Москве, об этом сообщил поэт и журналист Игорь Иртеньев в Facebook (владелец соцсети, компания Meta. Поэт Лев Рубинштейн переходил дорогу через улицу Образцова в районе Марьиной Рощи, на северо-востоке Москвы, когда на него наехал автомобиль. Лев Семенович был доставлен в НИИ им. Склифосовского в тяжелом состоянии. Лев Семенович Рубинштейн известен как российский поэт, библиограф и эссеист, обозреватель, общественный деятель, журналист, член Союза российских писателей и Лауреат литературной премии «НОС-2012» за книгу «Знаки внимания». Лев Семёнович Рубинштейн. В своей изумительной книге «Целый год.
Лев Рубинштейн: Бегущая строка
После окончания школы Рубинштейн поступил на филологический факультет МГУ им. Там он изучал русскую литературу и историю. Во время учебы в университете Лев начал писать стихи и рассказы. В 1969 году он окончил университет с красным дипломом. Творчество Льва Рубинштейна, отмечают критики, отличается своей оригинальностью и глубиной.
Многие его стихи были переведены на разные языки мира.
В нашей ситуации, в наше время и в нашем месте, я имею ввиду Россию в данном случае, язык сходит с ума. Это заметно. Язык политики, язык социальной жизни, он совершенно с глузду съехал. И, мне кажется, именно поэзия его как-то ставит на место» Лев Рубинштейн Интервью RTVI, 2020 год «Учить кого-либо любви к свободе не только бесполезно, но и невозможно. А если это и можно сделать, то лишь одним-единственным способом — являя и демонстрируя своим личным творческим и повседневным поведением, каковы бывают свободные люди. Свободу не преподают, ей не учат.
Ею заражают», - Лев Рубинштейн, сборник «Знаки внимания», 2012 год. Но почему это делается стоя?
Поэзия и эссеистика Льва Рубинштейна опубликованы в книгах "Регулярное письмо" 1996 , "Случаи из языка" 1998 , "Домашнее музицирование" 2000 , "Погоня за шляпой и другие тексты" 2004 , "Знаки внимания" 2012 , "Целый год. Мой календарь" 2018 , "Кладбище с вайфаем" 2020 и других. Произведения Рубинштейна также издавались в виде карточек. В частности, в 2011 году был выпущен сборник "Четыре текста из Большой картотеки", представлявший собой четыре картонные коробочки с карточками. Сочинения автора переведены на английский, немецкий, польский, французский, шведский и другие языки. В 2018 году в Большом драматическом театре им.
Тогда — все. Тогда «век свободы не видать». И без того уже нормальных, человеческих слов становится все меньше и меньше. Поскольку нет уже никаких душевных ресурсов касаться сущностных, так сказать, аспектов подобных новостей, я стал обращать внимание на явно факультативные, но все равно забавные. В данном случае я обратил внимание на слово «чересчур» в словосочетании «чересчур смело». Это все из разряда «больно умных» и «шибко грамотных». Но не только. Мы же все за смелость, какие вопросы. Главное, чтобы не «чересчур». А то каждый, понимаешь, начнет тут. Это, оказывается, была война Русской цивилизации с цивилизацией Европейской. О как! Не об этой ли войне, не об этой ли мифической Великой Победе «Русской цивилизации» над просто цивилизацией напоминают сегодня залихватские надписи «На Берлин! И не потому ли значения слова «фашизм» в риторике тех, кто воевал и продолжает воевать с базовыми ценностями цивилизованного мира, столь катастрофически отличаются от значений общепринятых. И что понимается в данном случае под «русской цивилизацией», тоже интересно. Не о той ли цивилизации идет речь, которую в наши дни без видимого успеха, зато с маниакальным упорством пытаются соорудить из обнаруженных в деревенском дедушкином сарае рассохшихся оглобель, ржавых деталей от трактора «Беларусь», разбухшей и заплесневевшей от сырости книги «Краткий курс истории ВКП б » и от греха подальше запрятанной под рогожку прабабушкиной иконки. Не очень, прямо скажем, складно сооружается такая цивилизация. Потому что не может и не сможет получиться из этого ровно ничего, даже автомата Калашникова. Одна — всегда меньшая — упорно называла воину войной, подлость подлостью, трусость трусостью, а глупость глупостью. Другая, большая, подверженная воздействию официальной пропаганды, войну называла миролюбивой политикой, подлость — патриотизмом, трусость — необходимостью считаться с обстоятельствами, а глупость — верой в мудрую политику партии и правительства. И эта главная война, война лингвистическая, война за значения слов и понятий, была и остается главной и нескончаемой гражданской войной. И в полном соответствии с этой логикой, с этим незыблемым порядком вещей ничуть не должно никого изумлять, что собрания граждан под антивоенными лозунгами признаются незаконными и довольно грубо пресекаются, а бюджетные шествия с пресловутыми ленточками и призывами типа «Танки на Киев! Какая война? Вы что! Войны нет. И не будет. Хватит, как говорится, нагнетать.