• документальный. Режиссер: Софи Файнс. В ролях: Славой Жижек. Музыка: Магнус Файнс. Продюсер: Мартин Розенбаум, Кэти Холли, Софи Файнс и др. Скачать биографический документальный фильм "Киногид извращенца".
«Киногид извращенца: Идеология»
В ролях: Софи Файнс, Славой Жижек. Необычный документальный фильм, представляющий собой психоаналитический взгляд на подход к исследованию фильмов. Авторы разбили историю на три части. Причём как такового сюжета в фильме нет. "Все самые тяжелые обязанности лежали на Софи, — так прокомментировал процесс создания "Киногида извращенца: Идеология" Славой Жижек. Радикальный прорыв первого «Киногида извращенца» заключался в том, что Славой Жижек наконец соединил кино и психоанализ не по принципу дополнения.
Просмотр и обсуждение х/ф «Киногид извращенца»
В перестроечные годы в некоторых особо продвинутых школах под передачи «Четвёртой программы ЦТ» даже специально подгоняли уроки, чтобы совместить их с просмотром телевизора. Не знаю, используется ли что-то подобное сегодня, когда телек стал бесславно именоваться «зомбоящиком», а студенты со школьниками замотались в кокон всемирной паутины, однако документальная картина Софи Файнс «Киногид извращенца: идеология» почему-то заставила вспомнить стародавние времена телеобразования. Разве что в роли класса выступил зал Нижне-Волжской студии кинохроники, школьников — немногочисленные зрители, а рассказы про жучков-паучков и цитоплазму заменили длинные монологи словенского философа-бунтаря Славоя Жижека — говорящей головы фильма и одновременно автора сценария. Фрейдомарксистско-культурологическое исследование Жижека — это продолжение вышедшей совместно с Файнс в 2006 году документальной работы «Киногид извращенца» в трёх частях. Философ, как бы «помещаясь» в контекст широкого круга фильмов, прогоняет свои телеги либо в одежде героев, либо на фоне схожих антуражей, комментирует сюжетную линию, вынося подсознание авторов и персонажей лент на всеобщее обозрение. Если в первом совместном с Файнс опыте Жижек исследует разные феномены сексуальные фантазии, подсознательный ужас от действительности, столкновение реального и вымышленного , то в новой ленте прозекторский нож философа предназначается идеологии. Точнее, препарируется принцип ее работы. Как и ранее, Жижек максимально инсталлирует себя в контекст.
В фильме «Бойцовский клуб» мы видим стаканчики «Старбакса» на столах офисных клерков. Утверждается даже, что в фильме нет ни одной сцены, где бы не мелькал стаканчик «Старбакса». Гранде — размер среднего кофе. Больше его — только венти. Не столько важно, что клерки пьют именно «гранде» и даже именно «латте», сколько то, что они пьют кофе из «Старбакса». Во-первых, один из современных американских социологов Джордж Ритцер в своей книге «Макдональдизация общества 5»14, идея которой сводится к тому, что символом развития современного капиталистического общества стал «Макдоналдс», пишет, что «Старбакс» оказывает настолько серьезное влияние на сегодняшнее общество, что одно время автор концепции даже подумывал объявить о «старбаказиации общества». То есть «Старбакс» занимает в жизни людей серьезное место. Некоторые, как заявляет Ритцер, даже строят свои маршруты передвижения по городу, исходя из того, где именно они могут заскочить в кофейню, чтобы взять с собой гранде латте. Во-вторых, кажется, устоялась идея, что именно «Старбакс» стал символом капитализма. По крайней мере, именно в мультипликационном сериале «Южный парк» в качестве такового выбирают «Старбакс» и еще «Walmart» — крупнейшие сети, которые подминают под себя мелкий бизнес. Как последовательные либертарианцы, создатели «Южного парка» не осуждают, а одобряют этот процесс, утверждая, что «Старбакс» стал «крупным монстром», потому что хорошо работает и делает качественный кофе. Давайте будем честны. Например, в России в этих кофейнях довольно высокие цены гранде латте в «Макдоналдс» почти что в три раза дешевле, чем в «Старбаксе» , и поэтому «Старбакс» является скорее символом престижного потребления, ведь далеко не каждый любитель кофе может позволить себе пить там кофе каждый день. В то время как в Соединенных Штатах и Канаде эти кофейни представляют собой буквально «забегаловку», в которую можно заскочить по дороге на работу или во время прогулки с собакой, взять тот самый гранде латте и отправиться дальше. Вернее, поход в «Старбакс» в США — вообще не событие. Однако, судя по всему, членам бойцовского клуба запрещено потреблять кофе из «Старбакса», потому что он все равно ориентирует на потребление, пускай и не на столь престижное. Итак, получается, что на уровне символов члены бойцовского клуба даже в фильме протестуют не только против престижного потребления, но и против капитализма, если признать за факт то, что «Старбакс» — символ современного капитализма. И казалось бы, здесь самое время объявить проект «Разгром» левым проектом, однако сделать это было бы самой большой ошибкой. Дело в том, что фильм «Бойцовский клуб» предлагает взгляд на крушение капитализма, который на самом деле фактически означает и конец света, потому что старый мир будет разрушен. Однако среди левых философов бытует шутка, что легче вообразить конец света, чем конец капитализма15. И если «Старбакс» все-таки его символ, то в этом смысле в случае конца света самым верным решением для всех нас будет пережить его в «Старбаксах». Тогда после того, как все закончится, мы сможем строить новую жизнь на основе уцелевших кофеен «Старбакс». Так что, судя по всему, в новом средневековье, которое наступит в случае технологического краха или террористического акта проекта «Разгром», «монастырями», то есть центрами интеллектуальной и вообще любой другой жизни, станут не университеты, как то ошибочно предполагает Умберто Эко, а именно кофейни «Старбакс». Они сражаются с капитализмом с помощью ярких обличений, лучшие из которых создаются, вероятно, в кофейнях «Старбакс». В конце концов, именно так делает Славой Жижек. Он критикует абсолютный консюмеризм, предлагаемый «Старбаксом»: вы немного переплачиваете за кофе, зато полученная прибыль пойдет голодающим детям Африки, — в этом случае потребителю, то есть вам, не будет стыдно за то, что вы живете в роскоши, в то время как где-то на планете люди умирают от голода. Заявляя это, Жижек отпивает из стаканчика «Старбакс» и одновременно обрушивается на капитализм. И не просто капитализм, а на сам «Старбакс». Чистая иллюстрация его собственного тезиса о том, что он знает, что именно делает, и все равно продолжает делать это. Тем самым он в каком-то смысле расписывается в якобы бессилии и признается, что так же, как и все, пользуется благами капитализма, но это не означает, что он, как и другие левые, не видит его слабых сторон. Таким образом, самая главная претензия, которую Славой Жижек мог бы предъявить капитализму, могла бы свестись к тому, что «Старбаксы» сегодня закрываются слишком рано и не работают круглосуточно. А избежать упреков в том, что он якобы непоследовательный критик капитализма и консюмерист, Жижек мог бы очень просто: достаточно покупать вместо гранде латте — венти капучино. Вообще нет, но в этот раз — да: парадоксы вместо цинизма Довольно цинично со стороны Жижека, но именно так это выглядит со стороны. Однако это почти единственный способ для него делать политические высказывания и высказывать «моральные суждения». И такая позиция более чем подкупает. Правда, так не думают враги философа. Раз уж речь вновь зашла о критике Славоя Жижека, следует упомянуть, как называют его философские неприятели, да и вообще все противники. Называют они его «Боратом от философии». На самом деле в этом сравнении истины гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. То есть первый слой сравнения — это желание оскорбить и указать на место мыслителя в системе координат современной политической и философской мысли. Как мы помним, Борат — это казахский журналист, который отправляется в Соединенные Штаты, чтобы «перенять культурный опыт Америки» и попробовать применить полученные знания в «славном государстве Казахстан». На протяжении фильма Борат высказывает крайне сомнительные идеи, а также попадает в разные комичные ситуации. Одним словом, на первый взгляд, Жижек — глупый пришелец из развивающейся страны, не понимающий обычаев того пространства, где он вынужден работать. Давайте же взглянем немного глубже. Борат — это лишь один из персонажей, а не реальный человек, придуманный американским комиком. Этот комик — Саша Барон Коэн — еврей, который может позволить себе любые, самые неполиткорректные высказывания. Это позволительно, так как сам он является евреем. То есть высказывания против всех тех, кто встречается на пути Бората, могут быть целенаправленной критикой со стороны «шута», который, впрочем, лишь носит маску шута. При таком прочтении Славой Жижек оказывается умным пришельцем из «колонии», которого, к слову, в «метрополии» должны если не любить и уважать, то, по крайней мере, терпеть его выходки, поскольку необходимо придерживаться принципов политкорректности и политики постколониализма. Следовательно, Жижек может позволить себе говорить многое, чего не могут другие. Как Борат, который утверждает в беседе с феминистками, что у женщины мозг как у белки. Таким образом, стремление Жижека критиковать политкорректность и мультикультурализм — всего лишь одно из обличий, один из удачно найденных образов продвижения себя в мировом культурном и политическом пространстве, и, как и у Саши Барона Коэна, у него есть иные образы и все прочее, если продолжать данную метафору. То есть сравнение оказывается, во-первых, не таким уж обидным, а во-вторых, весьма точным. Кстати, сам Славой Жижек не раз говорил, что ему многое прощают, все списывая на его «европейскую эксцентричность». Однако когда Жижек говорит о кинематографе, то Боратом он совсем не выглядит разве что для сторонников посттеории. Вероятно, рассказывая именно о фильмах, философ может позволить себе приоткрыть тайну своей мысли. Дело в том, что Славой Жижек идеологии в интерпретации кино посвящает гораздо больше внимания, чем кажется на первый взгляд. В конце концов, первый «Киногид извращенца» посвящен идеологии немногим меньше, нежели «Киногид извращенца: идеология». Что действительно гениально в анализе кино у Жижека, так это то, что он рассматривает режиссеров не как «авторов», а как настоящих мыслителей, точнее — «идеологов», придерживающихся тех или иных взглядов, а их фильмографии — как целокупность этих взглядов. Когда Жижек пишет о Хичкоке или Кеслёвском, то читает их не менее идеологически, чем многих политических мыслителей, теоретиков или конкретные произведения искусства. Жижек, в частности, осуждает «голливудский марксизм» Джеймса Кэмерона, наивный либерализм Кристофера Нолана и либерально-консервативный синтез Кэтрин Бигелоу. Он не рассматривает Кэтрин Бигелоу как феминистку, хотя и делает очень сильный выпад в сторону феминизма, тем самым расправляясь с «врагом» одной левой. Он просто иронично замечает: почему бы нам, если уж пытки водой просто считаются усиленным методом ведения допроса, не считать изнасилование «усиленной формой соблазнения»? Грубо говоря, Жижек критикует даже эти конкретные проявления идеологии в узком смысле путем обнаружения в них слабых мест, которые мгновенно переворачиваются и приобретают совершенно иной смысл. Здесь он применяет свой излюбленный прием «извращения», хотя термин «перверсия» звучит куда более благообразно, а в словаре Жижека — «пристойно». Как и в случае со «Старбаксом», для Жижека обыкновение — заявить, если вдруг его приглашают в галерею, что он вообще никогда не ходит в галереи, но именно в этот раз он пойдет. Это относится к его философским и политическим взглядам. Но в отношении упоминаемого фильма Бигелоу Жижек совершает непростительную оплошность, обрушиваясь на ее «Цель номер один» за то, что якобы Бигелоу оправдывает пытки, показывая их как часть рутинной работы агентов ЦРУ. То есть там, где Жижек вдруг забывается и отказывается от циничных и одновременно парадоксальных суждений, его позиция не просто дает трещину, но мгновенно предоставляет его оппонентам весомые аргументы для критики, многие из которых уже были перечислены непоследовательность, отсутствие единой структуры теории и проч. Самым верным решением для него в некоторых идеологических вопросах было бы не вдаваться в старомодное морализаторство, а оставаться циником и предлагать смешное прочтение тех феноменов, которые он осуждает. Ему следовало бы не усматривать в фильме Бигелоу «успокоительное для либералов», а использовать уже отработанный постмодернистский трюк — после стандартного политического анализа и нескольких моральных осуждений Бигелоу и встающих на ее защиту либералов и консерваторов по обыкновению обсмеять саму суть этого вопроса. Тем более что в другом месте сам Жижек вполне удачно избегает морального суждения, когда в «Киногиде извращенца: идеология» рассказывает, что когда американские военные издевались над пленными в Абу-Грейб, то поступали так не со зла, а просто-напросто вводили пленных в ритуал непристойной составляющей жизни любой армии. Можно ли быть «вне контекста»? Как и многие другие авторы с колоссальной эрудицией, Жижек неизбежно совершает ошибки. Например, он считает, что персонаж Хавьера Бардема в картине братьев Коэнов «Старикам здесь не место» — это не «личность из реальной жизни, но существо из мира фантазий — воплощение объекта-препятствия в чистом виде». Что очевидно не так, потому что, в конце концов, этот персонаж страдает от злого рока, того самого «препятствия в чистом виде», не меньше, чем другие персонажи фильма: в финале в его машину врезается другая, а сам он получает увечья. Иногда Жижек допускает совершенно непростительные оплошности. Так, он пишет если только это не ошибка переводчиков — по английскому тексту я не сверял , что «Звездные войны» снял Стивен Спилберг да, это на самом деле ужасно 16. Однако даже такие оплошности не умаляют его достоинств как интерпретатора кино, ведь тот вклад в исследование кинематографа, который внес Жижек, переоценить нельзя. Так что читателям этой книги очень повезло. Хотя многие из представленных здесь эссе уже появлялись на русском языке в журналах или других сборниках Жижека, наконец-то они собраны под одной обложкой. И если неискушенному в философии любителю кино, которому понравились «Киногиды извращенца», было тяжело искать у Жижека ценные идеи о значимых фильмах, разбросанные по его произведениям17, то теперь есть возможность почитать Жижека исключительно о кино, и не только о Хичкоке. Конечно, кое-что важное в сборник не попало18, но в целом он репрезентативен. Репрезентативен потому, что в него включены все важные для Жижека темы. Более того, если посмотреть на структуру сборника эссе, большей частью предложенную самим Славоем Жижеком, то легко можно увидеть, что он пребывает в мире старых иерархий и четко разделяет для себя авторов на новых и старых. Фактически Жижек следует идеям, давно предложенным Фредриком Джеймисоном, который попытался описать историю западного кинематографа как движение от реализма через модернизм к постмодернизму. Только вместо «реалистов» у Жижека классики — Любич и Хичкок. За ними следуют модернисты — Тарковский и Кеслёвский. Наконец, все замыкается постмодерном — Линчем19 и «Матрицей». Примерно в этой же схеме могут быть представлены и упоминаемые книги Жижека о популярной культуре. Жак Лакан в Голливуде и вне его» — модернизм, хотя в ней и присутствует анализ многих «классических» работ и вместе с ними текст о «Матрице»; наконец, «Глядя вкось. Введение в психоанализ Лакана через массовую культуру» — постмодернизм, также с вкраплениями классики. Таким образом, если возвращаться к самому началу текста, то можно сказать, что Жижек не просто написал три введения в Лакана через популярную культуру, а описал три этапа эволюции кино и популярной культуры, используя интерпретации Лакана. Если бы сам Жижек согласился с такой трактовкой, то можно было бы сказать, что его мысль совершенно точно имеет структуру и даже большой замысел. Учение Жижека об идеологии, представленное несколькими кейсами, может найти теоретическое отражение в ранней книге Жижека «Возвышенный объект идеологии». Но это всего лишь реконструкция развития взглядов Жижека на кино и популярную культуру, так сказать, восстановление контекста его творчества. Что подкупает в рассуждениях Жижека о кино больше всего, так это то, что контекст, о котором идет речь, знать совсем не обязательно, хотя, может быть, и желательно. Здесь наиболее удачной стратегий будет обратиться к стороннему примеру. В своем эссе «Лебовски и цели американской постмодернистской комедии» американский исследователь Мэтью Биберман приводит один из самых удачных диалогов фильма впрочем, они там все самые удачные братьев Коэнов «Большой Лебовски»: Уолтер: Это был ценный ковер…Это был… Чувак: Да, мужик, он реально задавал тон всей комнате. Уолтер: Да, это был ценный… Донни: Кто задавал тон всей комнате, Чувак? Чувак: Мой ковер. Уолтер: Ты слышал, что рассказывал Чувак, Донни? Донни: Что? Уолтер: Ты слышал, что рассказывал Чувак? Донни: Я шар кидал. Уолтер: Ты вне контекста, Донни. Собственно, задачей этого введения в «Киногид извращенца» было ввести читателей в контекст темы «Жижек и кинематограф». Однако ирония заключается в том, что сам Жижек не нуждается в том, чтобы этот контекст был описан. Собственно, с этой мысли данный текст и начинался. Жижека знают вне контекста. Более того, его стиль размышлений и его методология помогают всем, кто, как и Донни, пришел прямо в середине фильма и пребывает вне контекста. Когда Жижек гуляет по сценам из его любимых картин, то он не только вводит зрителей в контекст ленты, о которой начинает вещать, но еще и подробно объясняет, что именно означает та сцена, о которой идет речь. Так что можно начать читать «Киногид извращенца» с любой главы и все равно быть в теме. Жижек не даст никому попасть в ситуацию Донни. Отчасти секрет его притягательности и в этом тоже. Фактически читатель держит в руках третью часть «Киногида извращенца», но на этот раз в виде книги. Точнее, наконец-то в виде книги. Александр Павлов, кандидат юридических наук, доцент факультета философии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Я уже писал про Славоя Жижека в контексте его подхода к кинематографу; см. Искусство смешного возвышенного: О фильме Дэвида Линча «Шоссе в никуда». Поэтому можно считать, что этот текст представляет собой завершение моей условной трилогии «Славой Жижек и искусство кино». Возвышенный объект идеологии. Enjoy Your Symptom! Travels in Hyperreality. London: Picador, 1986. О насилии. Славой Жижек: критическое введение. Northwestern: Northwestern University Press, 2008. London: BFI, 200. Размышления в красном цвете. Slavoj Zizek. London and New York: Verso, 1994. Минск: Пропилеи, 2000. Однако Лаура Малви пытается «подправить» «маскулинность Лакана». Макдональдизация общества 5. Капиталистический реализм. Чума фантазий. Харьков: Институт гуманитарных исследований, 2012. Ирак: история про чайник. Книга «Дэвид Линч» одного из наиболее влиятельных специалистов по Линчу, французского киноведа Мишеля Шиона, заканчивается анализом картины «Твин Пикс: сквозь огонь» Chion М. David Lynch. London: BFI, 1995. Таким образом, когда в свет вышел текст Жижека о «Шоссе в никуда», он стал как бы дополнением, приложением к книге Шиона. Ведь Шион в каком-то смысле находится именно по ту сторону баррикад, по которую воюет и Жижек. В частности, Мишель Шион был одним из соавторов сборника «Все, что вы хотели знать о Лакане но боялись спросить у Хичкока », хотя в русское издание его текст включен не был. То есть в каком-то смысле со своей интерпретаций «Шоссе в никуда» Славой Жижек стал как бы продолжателем дела самого известного специалиста по Линчу. Indiana: Indiana University Press, 2009. Чтобы отдохнуть от скучной работы мессией, от проповедей и сотворения чудес, Иисус взял небольшой отпуск и теперь играл в гольф с одним из своих апостолов на берегу Галилейского моря. Иисус не справился со сложным ударом, и мяч угодил в воду, так что Иисусу пришлось пройти по воде его стандартный трюк до места, где упал мяч, наклониться и подобрать его. Когда Иисус вновь попытался выполнить этот же удар, апостол предупредил его, что удар очень сложный и под силу только какому-нибудь Тайгеру Вудсу. Иисус ответил: «Да какого черта, я — сын Бога! Если это может жалкий смертный вроде Тайгера Вудса, я тоже это смогу! Мяч опять угодил в воду, и Иисус опять пошел по поверхности воды, чтобы вернуть его; в это время мимо проходила группа американских туристов, и один из них, наблюдая за происходящим, обратился к апостолу: «Боже мой, да кем этот парень себя возомнил? Иисусом Христом? Эрнст Любич — это режиссер, чьи работы содержат разнообразные вариации этого децентрирования. Тема децентрированной фантазии, поддерживающей сексуальные отношения, принимает странный оборот в «Недопетой колыбельной» Broken Lullaby 1932 г. Вот краткое содержание истории. Французский музыкант Поль Рено, которому не дают покоя воспоминания об Уолтере Холдерлине, солдате, которого он убил во время Первой мировой войны, отправляется в Германию, чтобы разыскать его семью, воспользовавшись адресом на письме, которое он нашел на теле убитого. Из-за антифранцузских настроений, все еще распространенных в Германии, доктор Холдерлин сначала отказывается впустить Поля в свой дом, но меняет решение, когда невеста его сына Эльза узнаёт в Поле человека, оставлявшего цветы на могиле Уолтера. Вместо того чтобы рассказать о настоящей природе своей связи с Уолтером, Поль говорит Холдерлину, что был другом его сына и что они учились в одной консерватории.
Кто-то проводил время в светских разговорах о новостях краснодарской культурной жизни, кто-то обсуждал первую часть предстоящего кино, кто-то мыл посуду на кухне. Любопытно, что тема засилья идеологии привлекла людей слегка за двадцать, было несколько исключений, но до конца фильма они не дотянули. Студенты, свободные художники, просто интересующиеся — достаточно полная картина современной культурной молодежи города. Получилось вот что. Наслаждаться картиной, учитывая перерыв, пришлось более двух часов. Много слов от современного поп-философа Жижека о том, что такое идеология и где она прячется, воспринимались неплохо. Первые полтора часа — точно. Жижек не сказал ничего нового, но сверкал эрудицией и жестикуляцией и убедительно доказывал, что через психоанализ и мысль о страшном звере идеологии можно забавно рассмотреть любой фильм. Освобождаться от идеологии больно, неприятно и мало кому интересно? Понимать, что вокруг одна сплошная массовая болезнь, льющаяся из СМИ и интернета — да, да. Но ведь и феномен Славоя Жижека — одно из наглядных проявлений вездесущей идеологии — не в лучшем ее проявлении. Словом, на исходе показа аудиторию от Жижека спасали только удобные диваны и кстати пришедшийся сумрак, в котором можно было расслабиться и подремать.
Прорыв года. Фильм слишком хорошо известен, чтобы его комментировать. Номер десять: "Бесславные ублюдки" любимца подростков Квентина Тарантино. Оказывается, во Второй мировой войне участвовал специальный отряд евреев-коммандос, уничтожавших нацистов. Согласно канве фильма отряд этот добрался и до Гитлера. Тарантино — блестящий стилист. Фильм, хоть и длинный, но интересный. Впрочем, до ранних работ режиссера он явно не дотягивает. В 2009 году стал явлением. Замыкает десятку, — сказал бы Капитан очевидность. Такая вот десяточка. Последний — это вообще не фильм, и даже не спецэффект. А потому обсуждать его и не хочется. Еще здесь нет "Белой ленты" Ханеке, но до нее я, к сожалению, не добрался. Хотя, конечно, есть еще несколько фильмов, заслуживающих внимания. Как правило, это картины, не оправдавшие ожиданий. Они, может, и неплохи, но в десятку попасть не могут, но по моим ожиданиям были должны это сделать... Очень рекомендуются в качестве развлечения. А эти фильмы могли бы и сорвать кассу и шума наделать, но почему-то в России не появились ни в каком виде если случайно я их не упустил. Тем не менее они есть. Но, вероятно, это фильмы для полных извращенцев, каковых в России и нет… Александр Павлов.
Киногид извращенца- Идеология. Официальный трейлер ( русские субтитры)
Лента представляет собой психоаналитический подход к изучению и интерпретации кино; состоит из трех частей. Собственно сюжета нет, есть видеоряд отрывков из всемирно известных фильмов, которые Жижек комментирует, пока режиссер ставит его в фильмах в качестве наблюдателя. Это создает ощущение философа, смотрящего на концепцию и сюжет фильма изнутри и обсуждающего первоначальный смысл сценария. Что братья Маркс могут сказать нам о работе бессознательного? А почему в шедевре Хичкока птицы нападают? В первой части исследуются воображаемые структуры, свидетельствующие о реальности нашего опыта, и возникающие время от времени желания, разрушающие этот опыт. Он включает в себя фрейдистский анализ появления в кинематографе таких понятий, как «Ид-Я-Сверх-Я».
Поиск в интервале Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO.
Будет произведена лексикографическая сортировка. Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.
Ко всему прочему, ужас нагнетался тем, что в зале вибрировали кресла. Вскоре появилась технология передачи запаха Smell-O-Vision, а затем зрителям уже приходилось подписывать медицинское соглашение перед фильмом — так, на всякий случай, если от страха у них остановится сердце. Один из фильмов Касла «Со склонностью к убийству» 1961 включал 45-секундную «паузу перед ужасом», вставленную в кульминационный момент фильма. Во время этой паузы зрители могли покинуть зал и даже вернуть деньги за билет, если им становилось слишком страшно.
В другом фильме зрители могли выбирать окончание фильма с помощью голосования. Неудивительно, что показ своего триллера он снабдил внушительными правилами для кинозрителей. Главное требование — опаздывать на фильм нельзя ни в коем случае. Табличка на входе, которую сторожил мужчина в полицейской форме, гласила: «Даже брат менеджера, даже президент США или королева Британии Боже благослови ее не смогут зайти в зал после начала фильма». Режиссер также записывал аудиообращения к зрителям, стоящим в очереди, чтобы они после просмотра держали сюжет фильма в секрете. Выбери собственное приключение В 1967 году прошла премьера фильма в формате Киноавтомат Kinoautomat , где впервые исход сюжета выбирала аудитория.
Фильм посвящен тому, как некий "странник" аллюзии на Ницше ведёт исследование жизни и творчества Ж. Режиссер предсталяет себя изобретателем, где соседствуют ключевые моменты жизни Батая с утонченностью его произведений. Монтаж фильма следует маршруту жизни Ж. Батая: Реймс, Орлеан, Париж. Кадры рукописей Ж. Батая, тексты его произведений, статьи о нем, его фотографии - все они выводят перед нами мотивы мира Ж. В фильме участвуют Пьер Клоссовски и Жак Пемпано. Фильм Лабарта даёт нам ключи к пониманию радикальной мысли французского писателя и философа. Батай хоть и не был постмодернистом, но был одним из его пророков. При жизни его подвергали критике, Сартр критиковал его как мистика, но в последствие его труды оказали влияние на Бодрийара и Фуко. В его трудах встречается термин Симулякр в околосовременном его значении. В фильме присутствуют откровенные иллюстрации поэтому не рекомендую его просмотр детям. Посмотрю обязательно. Времени мало, но найду. И все-таки о фильме Жижека. В муле он есть, я видел, но как с субтитрами? Во всяком случае его легче всего настраивать. Нашел сейчас фильм Жижека в муле, поставил на закачку. С субтитрами, надеюсь, разберусь. Просто ни разу пользовался субтитрами.
Киногид извращенца. Кино. Философия. Идеология. Сборник эссе. Жижек С.
Киногид извращенца: Идеология: Directed by Sophie Fiennes. 16 дек 2019 Славой Жижек. "Киногид извращенца: Идеология". Смотреть онлайн "Киногид извращенца" бесплатно. В прокат выходит «Киногид извращенца: идеология» – вторая картина Софи Файнс, в которой словенский философ Славой Жижек интерпретирует разные фильмы. "Все самые тяжелые обязанности лежали на Софи, — так прокомментировал процесс создания "Киногида извращенца: Идеология" Славой Жижек.
«Киногид извращенца. Кино. Философия. Идеология»
Перевод Б. Скуратова 10. Андрей Тарковский, или Вещь из внутреннего 11. Турухиной 12. Материалистическая теология Кшиштофа 13. Турухиной 14. Два казуса постмодернизма 15. Дэвид Линч, или Женская депрессия.
Дальше Жижек, запив теплой колой киндер-сюрприз, расскажет о том, как тяжело быть гедонистом, пройдется по лживому «голливудскому марксизму» в духе Джеймса Кэмерона, обнажит, примерив мундир Сталина, непристойную подложку любой власти и покажет как группа Rammstein борется с фашизмом, используя нацистский фетиш в качестве сексуального. В целом он проделывает здесь все те же трюки, что и в первой части, периодически извлекая из шляпы Лакана, но на этот раз с позиций левого марксизма рассматривая то, чего желает и что вытесняет субъект политический. Основное отличие в том, что помимо кадров из кинолент он использует и современную хронику событий: площадь Тахрир, беспорядки в Лондоне. Диагностируя массовые протесты последних лет, разворачивающиеся в разных точках планеты, как симптом общественной истерии, он учит контролировать и правильно формулировать свои желания, не давая конкретного руководства к действию. Для оппозиционного движения в нашей стране эта задача является особенно актуальной. Жижека принято критиковать за популизм и дискредитацию философской дисциплины.
За какие отзывы можно получить бонусы? За уникальные, информативные отзывы, прошедшие модерацию Как получить больше бонусов за отзыв? Публикуйте фото или видео к отзыву Пишите отзывы на товары с меткой "Бонусы за отзыв" Правила начисления бонусов Задайте вопрос, чтобы узнать больше о товаре Если вы обнаружили ошибку в описании товара «Киногид извращенца.
В нем зрителя ожидает уже привычно веселый, но при этом и предельно серьезный интеллектуальный аттракцион, на этот раз выглядящий куда меньшей абстракцией. Вполне предсказуемым образом он начинается с фильма "They Live ", а именно с известной 6-минутной сцены драки как иллюстрации неизбежного насилия над идеологической близорукостью. Сам «Киногид» для многих является мягким вариантом подобного очищающего насилия, ведь сегодня проще найти лекарство от рака, чем преодолеть сытую и циничную идеологическую инертность. Дальше Жижек, запив теплой колой киндер-сюрприз, расскажет о том, как тяжело быть гедонистом, пройдется по лживому «голливудскому марксизму» в духе Джеймса Кэмерона, обнажит, примерив мундир Сталина, непристойную подложку любой власти и покажет как группа Rammstein борется с фашизмом, используя нацистский фетиш в качестве сексуального. В целом он проделывает здесь все те же трюки, что и в первой части, периодически извлекая из шляпы Лакана, но на этот раз с позиций левого марксизма рассматривая то, чего желает и что вытесняет субъект политический. Основное отличие в том, что помимо кадров из кинолент он использует и современную хронику событий: площадь Тахрир, беспорядки в Лондоне.
Киногид извращенца (1) The Pervert's Guide to Cinema (2006) Софи Файнс (суб.)
Иван Чувиляев 19 апреля 2013 2 мин В прокат выходит «Киногид извращенца: идеология» — вторая картина Софи Файнс, в которой словенский философ Славой Жижек интерпретирует разные фильмы, ненавязчиво появляясь в их кадрах. Славой Жижек, монументальный взъерошенный бородач и главный мыслитель современности, так и просится на экран хотя бы ввиду собственной фактурности — вместе с режиссером Софи Файнс он создал уже второй фильм, жанр которого колеблется где-то между видеолекторием и цирком. Только на первый взгляд это может показаться занудством не для всех — фигура Жижека так витальна, что способна превратить анализ категорического императива Канта в комедию, а пересказ идей Лакана — в хоррор.
Неудивительно, что показ своего триллера он снабдил внушительными правилами для кинозрителей. Главное требование — опаздывать на фильм нельзя ни в коем случае. Табличка на входе, которую сторожил мужчина в полицейской форме, гласила: «Даже брат менеджера, даже президент США или королева Британии Боже благослови ее не смогут зайти в зал после начала фильма». Режиссер также записывал аудиообращения к зрителям, стоящим в очереди, чтобы они после просмотра держали сюжет фильма в секрете. Выбери собственное приключение В 1967 году прошла премьера фильма в формате Киноавтомат Kinoautomat , где впервые исход сюжета выбирала аудитория. Чтобы выбрать следующий киносегмент, нужно было нажать красную или зеленую кнопку в требуемый момент. На официальном сайте Киноавтомата и сейчас можно найти афишу ближайших кинопоказов с применением технологии. Нечто подобное было использовано и при показе 20-минутного «интерфильма» «Мистер Пэйбэк».
Фильм показывали в 1995 году в 44 американских кинотеатрах, а выбирать сюжетный поворот нужно было с помощью джойстиков - таких, как в видеоиграх. Вертикальные экраны, синхронизированные экраны и бесконечные фильмы Было и несколько отдельных попыток переосмыслить традиционное понятие фильма и сделать его чуть более увлекательным.
Потому что я живу среди людей, а люди — это общество, а раз есть общество, то у него есть идеология, да к тому же и не одна, и прочие бла-бла-бла… Даже если я уйду в лес и поселюсь в хижине возле озера Уолден Walden , как бедолага Генри Дэвид Торо, это всё равно будет идеология, идеологический акт. Иван Ничего John Nada , чистый субъект [познания], лишённый материального содержания.
Славой небрежен и в определениях, и в начертании условий мысленного эксперимента. Шопенгауэр ошибался, нельзя погрузиться в созерцание «нечто» природного «что» и очистить сознание до состояния «ничто» зеркала, находящегося в предметном и процессуальном бытии и ничего не отражающего. Будда заменил нечто пустотой, но это тоже порочный путь, ибо сие чревато деструкцией самого созерцающего. Направленность сознания на непостижимое сверхсущее, на Истинное Ничто тождественное Абсолютному Всё, трансцендентно всеобъемлющее и всесодержащее и частным образом присущее всему имманентному — вот путь достойный правомыслящих, неудобоизъяснимый в скудном и ограниченном человеческом слове, но удобно умопостигаемый в причастности к Логосу, Слову Вечному.
Разуму не на что опереться в самом себе для подобной трансценденции? Такое трансцендирование — компетенция Самого Логоса к Нему же о сем и взываем. Вернёмся к идеологии. Нет никакой возможности избавиться от той или иной её ипостаси, оставаясь душой и разумом в мiре вещей, причин и следствий и связывающих оные страстных взаимодействий.
Это «внутреннейшее» находится между амальгамами зеркала-сознания, направленного вовнутрь и вовне, и это о нём сказано, что «Царство Божие внутрь вас есть, Лк. И есть люди, малые числом, кои свободны от пут идеологии и тьмы прочих заблуждений разума, связанного плотью мозговых тканей, но не потому, что знают законы психологии и социологии, а потому что ум их трансцендировал духом за пределы видимого мiра, пребывая всецело и в вещественном, и в невещественном, однако власти материального существования более не подчиняясь.
Авторы разбили историю на три части. Причём как такового сюжета в фильме нет. В каждой из частей идут вставки из известных кинофильмов, которые комментируются Славой Жижеком.
Книги про кино: «Киногид извращенца», «Постыдное удовольствие» и история успеха Роберта Родригеса
Ироничный интеллектуальный аттракцион главного поп-философа современности и ветерана фрейдомарксистской культурологии Славоя Жижека. Используя свой метод интерпретации символов массовой культуры и исторических событий. Славой Жижек, словенский коллега Ирвина и герой документальной ленты «Киногид извращенца: Идеология», общаясь с кинокритиком Антоном Долиным для «РИА Новости». Собственно, задачей этого введения в «Киногид извращенца» было ввести читателей в контекст темы «Жижек и кинематограф». 19 сентября в «Типографии» прошел показ документального фильма «Киногид извращенца: Идеология». Радикальный прорыв первого «Киногида извращенца» заключался в том, что Славой Жижек наконец соединил кино и психоанализ не по принципу дополнения. Архив новостей по тегу `киногид извращенца`: все новости о мире кино и жизни актеров.
Киногид извращенца
Киногид извращенца. кино, философия, идеология / Славой Жижек ; пер. с англ. Конспирологически-культурологическое исследование кинематографа "Киногид извращенца: Идеология", снятое режиссером Софи Файнс по сценарию Славоя Жижека и с ним же в главной. «Киногид извращенца» — документальный фильм режиссёра Софи Файнс, в котором словенский философ и культуролог Славой Жижек интерпретирует знаменитые фильмы и.
The Pervert's Guide to Ideology
- The Pervert's Guide to Cinema
- Отзывы, вопросы и статьи
- Сатанисты презентовали новую книгу автора "Киногида извращенца" на кладбище
- Другие статьи в рубрике "Культура"
- О работе над фильмом
Киногид извращенца. Кино. Философия. Идеология. Сборник эссе. Жижек С.
В популярной форме его суждения изложены в документальной ленте «Киногид извращенца» и «Киногид извращенца: Идеология». Первый фильм Софи сняла в 1998 году. Она широко известна за свое умение наблюдать и за сильное чувство кинематографической формы. Ее фильмы стали яркими портретами самых выдающихся персонажей нашего времени. Оно не дает вам то, что вы желаете, оно говорит вам как желать.
Кино — это предельно извращённое искусство. Нам необходимо кино, в буквальном смысле слова, чтобы понять сегодняшний мир. Лишь в кино мы можем увидеть жизненно важное измерение, с которым мы не готовы столкнуться в реальной жизни.
Например, он считает, что персонаж Хавьера Бардема в картине братьев Коэнов «Старикам здесь не место» — это не «личность из реальной жизни, но существо из мира фантазий — воплощение объекта-препятствия в чистом виде». Что очевидно не так, потому что, в конце концов, этот персонаж страдает от злого рока, того самого «препятствия в чистом виде», не меньше, чем другие персонажи фильма: в финале в его машину врезается другая, а сам он получает увечья. Иногда Жижек допускает совершенно непростительные оплошности. Так, он пишет если только это не ошибка переводчиков — по английскому тексту я не сверял , что «Звездные войны» снял Стивен Спилберг да, это на самом деле ужасно 16. Однако даже такие оплошности не умаляют его достоинств как интерпретатора кино, ведь тот вклад в исследование кинематографа, который внес Жижек, переоценить нельзя.
Так что читателям этой книги очень повезло. Хотя многие из представленных здесь эссе уже появлялись на русском языке в журналах или других сборниках Жижека, наконец-то они собраны под одной обложкой. И если неискушенному в философии любителю кино, которому понравились «Киногиды извращенца», было тяжело искать у Жижека ценные идеи о значимых фильмах, разбросанные по его произведениям17, то теперь есть возможность почитать Жижека исключительно о кино, и не только о Хичкоке. Конечно, кое-что важное в сборник не попало18, но в целом он репрезентативен. Репрезентативен потому, что в него включены все важные для Жижека темы. Более того, если посмотреть на структуру сборника эссе, большей частью предложенную самим Славоем Жижеком, то легко можно увидеть, что он пребывает в мире старых иерархий и четко разделяет для себя авторов на новых и старых. Фактически Жижек следует идеям, давно предложенным Фредриком Джеймисоном, который попытался описать историю западного кинематографа как движение от реализма через модернизм к постмодернизму. Только вместо «реалистов» у Жижека классики — Любич и Хичкок.
За ними следуют модернисты — Тарковский и Кеслёвский. Наконец, все замыкается постмодерном — Линчем19 и «Матрицей». Примерно в этой же схеме могут быть представлены и упоминаемые книги Жижека о популярной культуре. Жак Лакан в Голливуде и вне его» — модернизм, хотя в ней и присутствует анализ многих «классических» работ и вместе с ними текст о «Матрице»; наконец, «Глядя вкось. Введение в психоанализ Лакана через массовую культуру» — постмодернизм, также с вкраплениями классики. Таким образом, если возвращаться к самому началу текста, то можно сказать, что Жижек не просто написал три введения в Лакана через популярную культуру, а описал три этапа эволюции кино и популярной культуры, используя интерпретации Лакана. Если бы сам Жижек согласился с такой трактовкой, то можно было бы сказать, что его мысль совершенно точно имеет структуру и даже большой замысел. Учение Жижека об идеологии, представленное несколькими кейсами, может найти теоретическое отражение в ранней книге Жижека «Возвышенный объект идеологии».
Но это всего лишь реконструкция развития взглядов Жижека на кино и популярную культуру, так сказать, восстановление контекста его творчества. Что подкупает в рассуждениях Жижека о кино больше всего, так это то, что контекст, о котором идет речь, знать совсем не обязательно, хотя, может быть, и желательно. Здесь наиболее удачной стратегий будет обратиться к стороннему примеру. В своем эссе «Лебовски и цели американской постмодернистской комедии» американский исследователь Мэтью Биберман приводит один из самых удачных диалогов фильма впрочем, они там все самые удачные братьев Коэнов «Большой Лебовски»: Уолтер: Это был ценный ковер…Это был… Чувак: Да, мужик, он реально задавал тон всей комнате. Уолтер: Да, это был ценный… Донни: Кто задавал тон всей комнате, Чувак? Чувак: Мой ковер. Уолтер: Ты слышал, что рассказывал Чувак, Донни? Донни: Что?
Уолтер: Ты слышал, что рассказывал Чувак? Донни: Я шар кидал. Уолтер: Ты вне контекста, Донни. Собственно, задачей этого введения в «Киногид извращенца» было ввести читателей в контекст темы «Жижек и кинематограф». Однако ирония заключается в том, что сам Жижек не нуждается в том, чтобы этот контекст был описан. Собственно, с этой мысли данный текст и начинался. Жижека знают вне контекста. Более того, его стиль размышлений и его методология помогают всем, кто, как и Донни, пришел прямо в середине фильма и пребывает вне контекста.
Когда Жижек гуляет по сценам из его любимых картин, то он не только вводит зрителей в контекст ленты, о которой начинает вещать, но еще и подробно объясняет, что именно означает та сцена, о которой идет речь. Так что можно начать читать «Киногид извращенца» с любой главы и все равно быть в теме. Жижек не даст никому попасть в ситуацию Донни. Отчасти секрет его притягательности и в этом тоже. Фактически читатель держит в руках третью часть «Киногида извращенца», но на этот раз в виде книги. Точнее, наконец-то в виде книги. Александр Павлов, кандидат юридических наук, доцент факультета философии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Я уже писал про Славоя Жижека в контексте его подхода к кинематографу; см. Искусство смешного возвышенного: О фильме Дэвида Линча «Шоссе в никуда».
Поэтому можно считать, что этот текст представляет собой завершение моей условной трилогии «Славой Жижек и искусство кино». Возвышенный объект идеологии. Enjoy Your Symptom! Travels in Hyperreality. London: Picador, 1986. О насилии. Славой Жижек: критическое введение. Northwestern: Northwestern University Press, 2008.
London: BFI, 200. Размышления в красном цвете. Slavoj Zizek. London and New York: Verso, 1994. Минск: Пропилеи, 2000. Однако Лаура Малви пытается «подправить» «маскулинность Лакана». Макдональдизация общества 5. Капиталистический реализм.
Чума фантазий. Харьков: Институт гуманитарных исследований, 2012. Ирак: история про чайник. Книга «Дэвид Линч» одного из наиболее влиятельных специалистов по Линчу, французского киноведа Мишеля Шиона, заканчивается анализом картины «Твин Пикс: сквозь огонь» Chion М. David Lynch. London: BFI, 1995. Таким образом, когда в свет вышел текст Жижека о «Шоссе в никуда», он стал как бы дополнением, приложением к книге Шиона. Ведь Шион в каком-то смысле находится именно по ту сторону баррикад, по которую воюет и Жижек.
В частности, Мишель Шион был одним из соавторов сборника «Все, что вы хотели знать о Лакане но боялись спросить у Хичкока », хотя в русское издание его текст включен не был. То есть в каком-то смысле со своей интерпретаций «Шоссе в никуда» Славой Жижек стал как бы продолжателем дела самого известного специалиста по Линчу. Indiana: Indiana University Press, 2009. Чтобы отдохнуть от скучной работы мессией, от проповедей и сотворения чудес, Иисус взял небольшой отпуск и теперь играл в гольф с одним из своих апостолов на берегу Галилейского моря. Иисус не справился со сложным ударом, и мяч угодил в воду, так что Иисусу пришлось пройти по воде его стандартный трюк до места, где упал мяч, наклониться и подобрать его. Когда Иисус вновь попытался выполнить этот же удар, апостол предупредил его, что удар очень сложный и под силу только какому-нибудь Тайгеру Вудсу. Иисус ответил: «Да какого черта, я — сын Бога! Если это может жалкий смертный вроде Тайгера Вудса, я тоже это смогу!
Мяч опять угодил в воду, и Иисус опять пошел по поверхности воды, чтобы вернуть его; в это время мимо проходила группа американских туристов, и один из них, наблюдая за происходящим, обратился к апостолу: «Боже мой, да кем этот парень себя возомнил? Иисусом Христом? Эрнст Любич — это режиссер, чьи работы содержат разнообразные вариации этого децентрирования. Тема децентрированной фантазии, поддерживающей сексуальные отношения, принимает странный оборот в «Недопетой колыбельной» Broken Lullaby 1932 г. Вот краткое содержание истории. Французский музыкант Поль Рено, которому не дают покоя воспоминания об Уолтере Холдерлине, солдате, которого он убил во время Первой мировой войны, отправляется в Германию, чтобы разыскать его семью, воспользовавшись адресом на письме, которое он нашел на теле убитого. Из-за антифранцузских настроений, все еще распространенных в Германии, доктор Холдерлин сначала отказывается впустить Поля в свой дом, но меняет решение, когда невеста его сына Эльза узнаёт в Поле человека, оставлявшего цветы на могиле Уолтера. Вместо того чтобы рассказать о настоящей природе своей связи с Уолтером, Поль говорит Холдерлину, что был другом его сына и что они учились в одной консерватории.
Несмотря на слухи и неодобрение враждебно настроенных к нему горожан, Поль становится приятелем Холдерлина и влюбляется в Эльзу. Когда Эльза показывает Полю спальню бывшего жениха, он приходит в смятение и рассказывает ей правду. Она убеждает его не сознаваться родителям Уолтера, принявшим его как своего второго сына; Поль соглашается терпеть муки совести и остается в своей «приемной» семье. Доктор Холдерлин дарит Полю скрипку Уолтера, и в финальной сцене фильма Поль играет на скрипке под фортепианный аккомпанемент Эльзы, ловя любящие взгляды супругов Холдерлин…Не удивительно, что Полин Кейл отвергла фильм, заявив, что Любич «принял скучный, сентиментальный, дешевый прием за ироническую, поэтическую трагедию»1. В фильме определенно есть что-то тревожное, он странным образом колеблется между поэтической мелодрамой и грязным юмором. Под покровительственным взглядом родителей жениха возникает счастливая пара девушка и убийца ее предыдущего жениха — именно этот взгляд создает фантазийные рамки их отношений, так что встает очевидный вопрос: делают ли они это на самом деле ради родителей, или же этот взгляд является оправданием, позволяющим им заняться сексом? Этот очевидный вопрос, разумеется, ложен, поскольку не важно, какой из ответов верен: даже если взгляд родителей является оправданием секса, он все равно является необходимым оправданием. На децентрирование также опирается одна из лучших шуток абсолютного шедевра Любича «Быть или не быть».
Польский актер Юзеф Тура в разговоре с высокопоставленным польским коллаборационистом изображает полковника Эрхардта из гестапо и как ему кажется с нелепой преувеличенной эмоциональностью комментирует слухи о себе: «Так, значит, они зовут меня Эрхардтом, концентрационных дел мастером? Чуть позже Туре приходится бежать, кроме того, появляется настоящий Эрхардт; когда в разговоре речь заходит об окружающих его слухах, Эрхардт ведет себя точно так же, как актер, исполнявший его роль, то есть с нелепой преувеличенной эмоциональностью…Послание ясно: даже сам Эрхардт не является непосредственно собой, он также имитирует свою собственную копию или, точнее, нелепое представление о себе. Тура играет Эрхардта, а Эрхардт играет самого себя. В «Магазинчике за углом» The Shop Around the Corner, 1940 это децентрирование представлено под видом пересекающихся фантазий. Этот фильм, действие которого происходит в одном из магазинчиков Будапешта, рассказывает историю двух его работников — Клары Новак и Альфреда Кралика, испытывающих сильную неприязнь друг к другу и одновременно поддерживающих друг с другом тайные отношения по переписке, даже не подозревая, кому они пишут. Они влюбляются друг в друга по переписке, в то время как в реальной жизни испытывают друг к другу антипатию и ругаются. Пожалуй, нет — подобное претворение мечты в реальность, как правило, оборачивается кошмаром. Урок этого децентрирования заключается про-сто-напросто в том, что в любовных отношениях мы никогда не бываем наедине с партнером: мы всегда играем роль перед чужим взглядом, воображаемым или реальным.
Именно с учетом этого нам следует перечитать текст Лакана о логическом времени, в котором он дает блестящую интерпретацию логической задаче о трех заключенных2. В этой сексуализированной версии начальник женской тюрьмы решает, что дарует амнистию одной из трех заключенных; победительницу определит испытание на интеллект. Три женщины — обнаженные ниже пояса — будут поставлены вокруг большого круглого стола и наклонены к нему, давая возможность для проникновения a tergo. Затем в каждую женщину войдет черный либо белый мужчина, так что она сможет видеть лишь цвет мужчин, входящих в остальных двух женщин, стоящих перед ней; ей будет известно только то, что начальник может использовать в этом эксперименте пять мужчин — трех белых и двух черных. С учетом этих входных параметров победительницей станет та женщина, которая первой сможет определить цвет кожи мужчины, который ее трахает, оттолкнуть его и покинуть комнату. Здесь возможны три варианта, причем каждый следующий вариант превосходит предыдущий по сложности: В первом случае женщин трахают один белый и два черных мужчины. Поскольку женщина, которую трахает белый мужчина, знает, что черных мужчин может быть лишь два, она может мгновенно встать и выйти из комнаты. Во втором случае женщин трахают один черный и два белых мужчины.
Следовательно, две женщины, которых трахают белые мужчины, могут видеть одного черного и одного белого мужчину. Женщина, которую трахает черный мужчина, может видеть двух белых мужчин, но поскольку всего белых мужчин трое, она не может моментально подняться со своего места. Тогда победительница может появиться лишь в том случае, если одна из женщин, которых трахает белый мужчина, станет рассуждать следующим образом: «Я вижу одного белого мужчину и одного черного мужчину, так что парень, который трахает меня, может оказаться как белым, так и черным. Однако если меня трахает черный мужчина, женщина, которую трахает белый мужчина, увидела бы двух черных мужчин и мгновенно заключила бы, что ее трахает белый, — она могла бы немедленно встать и уйти. Но она этого не сделала, значит, тот, кто меня трахает, должен быть белым». В третьем случае всех трех женщин трахают белые мужчины, так что каждая из них видит двух белых мужчин. Следовательно, каждая из них может рассуждать так же, как победительница во втором случае: «Я вижу двух белых мужчин, поэтому тот, кто меня трахает, может быть как черным, так и белым. Но поскольку ни одна из них не встала, значит, тот, кто меня трахает, также должен быть не черным, а белым».
Но тут в игру вступает само логическое время. Если бы все три женщины были равны в своих интеллектуальных способностях и действительно встали в одно и то же время, это бы вызвало у них радикальные сомнения в том, кто их трахает. Ни одна из женщин не может знать, встали ли остальные потому, что провели те же рассуждения, что и она, поскольку ее трахал белый мужчина, или потому, что они рассуждали так же, как победительница во втором случае, поскольку ее трахал черный мужчина. Победительницей окажется женщина, которая первой сможет корректно интерпретировать эту неопределенность и прийти к выводу: эта неопределенность говорит о том, что всех трех женщин трахали белые мужчины. Утешительным призом для двух оставшихся женщин должно послужить то, что их, по крайней мере, будут трахать до конца, и этот факт обретает смысл в тот момент, когда на ум приходит политическая сверхдетерминация в выборе мужчин: разумеется, было недопустимо, чтобы женщина из высшего общества в середине XVIII в. Следовательно, трах с белым мужчиной означает социально приемлемый, но не удовлетворяющий интимно секс, в то время как трах с черным мужчиной означает социально недопустимый, но более удовлетворяющий секс. Однако такой выбор более сложен, чем может показаться, поскольку в сексуальной активности всегда присутствует наблюдающий за нами вымышленный взгляд. Таким образом, посыл этой логической задачи становится двояким: три женщины наблюдают друг за другом во время секса, и им необходимо определить не просто «кто трахает меня, черный или белый парень?
Это заставляет нас вернуться к «Недопетой колыбельной», где скрытый вопрос, который пара как бы задает в конце фильма, таков: «Какими мы предстаем перед взором родителей, когда трахаемся? Художница рекламы Гилда Фаррелл работает на руководителя рекламной фирмы Макса Планкетта, изо всех сил старающегося соблазнить ее. В поезде по дороге в Париж она встречает художника Джорджа Кертиса и драматурга Томаса Чамберса — двух, как и она, американцев, снимающих одну на двоих квартиру в Париже, которые влюбляются в нее. Не в силах выбрать между ними, Гилда предлагает жить с ними как друг, муза и критик — с условием, что у них не будет секса. Однако когда Том уезжает в Лондон, чтобы следить за постановкой своей пьесы, между Гилдой и Джорджем возникает романтическая связь. Вернувшись в Париж, Том обнаруживает, что Джордж уехал в Ниццу рисовать портрет, и также использует возможность соблазнить Гилду. Когда же все трое встречаются вновь, Гилда выставляет обоих мужчин за порог и решает исход соперничества, выходя замуж за Макса в Нью-Йорке, однако так огорчается, получив в качестве свадебного подарка от Тома и Джорджа домашнее растение, что даже не вступает в брачные отношения с мужем. Когда Макс устраивает в Нью-Йорке вечеринку для своих клиентов-рекламодателей, Том и Джордж портят ее и прячутся в спальне Гилды.
Макс обнаруживает троицу, весело смеющуюся на кровати, и велит мужчинам убираться. Является ли неприятностью моногамный брак, который вводит в счастливый промискуитет, предшествующий Грехопадению, измерение Грехопадения, Закона и его преступления, или же «неприятности в раю» — это состязательная ревность двух мужчин, нарушающая покой Гилды и заставляющая ее искать убежище в браке? Можно ли сделать из фильма вывод: «Лучше неприятности в раю, чем счастье в аду брака»? Каким бы ни был ответ, в финале изображено возвращение в рай, так что суммарный итог можно перефразировать языком Г. Честертона: Брак сам по себе — это самый сенсационный побег и самый романтический бунт. Когда пара влюбленных произносит свои брачные клятвы, одиноко и даже бесстрашно стоя в гуще многочисленных соблазнов удовольствий множественных связей, это определенно заставляет нас вспомнить, что именно брак является оригинальным и поэтическим образом, в то время как неверные супруги и участники оргий — всего лишь старые тихие космические консерваторы, находящие радость в первобытной респектабельности среди неразборчивых в своих связях обезьян и волков. Супружеские клятвы основаны на том факте, что брак — это самый мрачный и дерзкий из заговоров4. Когда в 1916 г.
Им надо противопоставить…что? Ответ Ленина обычно отвергают как доказательство его личных мелкобуржуазных сексуальных ограничений, поддерживаемых горькой памятью о закончившейся связи; однако в нем есть нечто большее: понимание, что «поцелуи без любви» в браке и внебрачная «мимолетная связь» — это две стороны одной медали: они обе избегают соединения Реальности безусловной страстной привязанности с формой символического провозглашения. Скрытое допущение или, скорее, предписание стандартной идеологии брака состоит именно в том, что в нем не должно быть любви: человек вступает в брак, чтобы излечиться от излишних страстных привязанностей, заменить их скучным ежедневным ритуалом а если он не в состоянии противостоять искушениям страсти, существуют внебрачные связи…. Таким образом, он остается в рамках циничной позиции уважения к внешним проявлениям и одновременной тайной их трансгрессии. Так что, если Любич выступает как режиссер-аналитик, субъективная позиция его фильмов близка к той, что поддерживает Жак-Ален Миллер, для которого психоаналитик занимает место ироничного человека, старающегося не вступать на территорию политики. Он действует так, чтобы видимости оставались на своих местах, одновременно следя за тем, чтобы субъекты, находящиеся под его наблюдением, не принимали их за реальность…человеку следует неким образом сохранять увлеченность ими подверженность их обману. Лакан мог бы сказать, что «те, кто этого не делает, совершают ошибку»: если человек не ведет себя так, словно видимости реальны, если он подвергает проверке их реальность, ситуация меняется к худшему. Те, кто считает, что все знаки власти лишь видимость, опирающаяся на тиранию дискурса их хозяина, плохие мальчики — и их отчуждение даже более велико6.
Таким образом, в вопросах политики психоаналитик «не предлагает проектов и не может их предлагать, он может лишь высмеивать чужие проекты, что ограничивает рамки его утверждений. У ироничного человека нет великих планов, он ждет, когда заговорит другой, а затем подталкивает его к скорейшему падению…Будем считать, что это просто политическая мудрость и ничего больше»7. Аксиома этой «мудрости», заключается в том, что человеку следует защищать внешние проявления власти по той простой причине, что он должен иметь возможность продолжать испытывать наслаждение. Смысл в том, чтобы не привязываться к внешним проявлениям существующей власти, но считать их необходимыми. Целостность общества поддерживается только внешними атрибутами, «что означает: нет общества без подавления, без идентификации и — в первую очередь — без общепринятой практики. Такая практика необходима» Миллер 8. Можно ли не заметить в этой цитате эхо «Процесса» Кафки, в котором публичный Закон и Порядок утверждаются как видимость, лишенная истинности и тем не менее необходимая? Выслушав толкование священником истории о Вратах Закона, Йозеф К.
Если так думать, значит, надо принимать за правду все, что говорит привратник. А ты сам только что вполне обоснованно доказал, что это невозможно».
Потом женщина говорит "У меня есть ещё одна дырка, не могли бы Вы с ней поработать?
Жижек говорит, что влюбляясь, мы идентифицируем человека неправильно. Мы видим в нём только то, что мы хотим видеть, а именно наши желания и иллюзии. Кино — реконструкция реальности, именно поэтому нам необходимы фильмы.
Кино — это предельно извращённое искусство. Оно не дает вам то, что вы желаете, оно говорит вам как желать. Нам необходимо кино, в буквальном смысле слова, чтобы понять сегодняшний мир.
Лишь в кино мы можем увидеть жизненно важное измерение, с которым мы не готовы столкнуться в реальной жизни. Если вы пытаетесь понять, что в реальности более реально, чем она сама, смотрите художественные фильмы.
Эти застывшие бесполезные машины - исторические объекты, выброшенные из бесконечного репродуктивного капиталистического цикла, воплощают идею «инерции реальности» из апокалиптического фильма «Я легенда». Еще один огромный мертвый объект Жижек находит в бессмертном блокбастере Кэмерона: останки потерпевшего крушение Титаника, символизирующие «застывшее удовольствие». Главные герои фильма разрушают законы классовой борьбы и классового разделения, основу капиталистического общества, и кораблекрушение символизирует этот слом. Кэмерон со своим «Голливудским марксизмом» явно стремится донести до зрителя эти важные и сложные смыслы, в то же время в этом фильме наипрекраснейшем образом увековечена иллюзия «вечной любви», оплоте мэйнстримового кино с его логикой «создания пары». Такая схема трансляции идеологических посылов используется не только американцами: в советском блокбастере «Падение Берлина», чей сценарий создавался в соавторстве со Сталиным, история любви используется только для того, чтобы рассказать о героизме советского народа и самого Сталина, без которого Советский союз не смог бы одолеть фашистскую Германию.
На примере фильмов « Цельнометаллическая оболочка », «Военно-полевой госпиталь М. Эта идея помогает понять, откуда взялись фотографии, сделанные американскими военными в тюрьме Абу Грэйб, на которых запечатлены унижения и пытки иракских заключенных. Но по Жижеку выжить в закрытых сообществах может только тот, кто сохраняет ироничную дистанцию с законами и правилами. А что насчет исполнения общественного заказа? Жижек противопоставляет Джокера из «Темного рыцаря» Кристофера Нолана Бэтмену и остальным персонажам, олицетворяющим управление обществом посредством основного инструмента - лжи. Достоевский отстаивает как раз противоположную точку зрения: «Если Бог есть, то все позволено». Это означает, что вера в высший порядок и некого абстрактного «Большого Другого» оправдывает насилие и жестокость.
Суть «Большого Другого» простирается далеко за пределы религиозного фанатизма: например, советская идеология существовала благодаря вере в то, что все происходящее, в том числе жертвы, которые приносит «народ», необходимо для великой мировой коммунистической революции. Но Большой Другой не только дает людям смысл существования, но и действует для нас, как некий совершенный свидетель нашей жизни. В «Короткой встрече» Дэвида Лина мы видим, что если этот свидетель принимает форму реального человека, все рушится, оставляя нас наедине с самими собой. Финал фильма объясняет, что происходит, когда мы пытаемся освободиться от какой-либо идеологии. Неожиданно способ освобождения находится в фигуре Иисуса Христа: на примере «Последнего искушения Христа» Скорсезе Жижек предлагает зрителям радикальное прочтение смысла христианства и атеизма. Как мы сможем "переродиться", освободиться от кандалов, которыми мы прикованы к идеологическим рамкам? Жижек применяет свои рассуждения о мечтах в сцене массовой оргии в «Забрийском Поинте», как в отправной точке исследования принципиальной возможности мечтать вне пределов существующей идеологии.
Наши мечты формируют наши желания, а желания - это не объективные факты. Мы создали их, подчиняемся им и, в конечном итоге, отвечаем за них», говорит Жижек. В 2012-м году, когда планету, нуждающуюся в переменах, захлестнула волна протестов, Жижек призывает нас быть реалистами: требовать перемен в социальном и экономическом устройстве мира и выходить за рамки капитализма. И даже если утопические мечты потерпят крушение, нельзя становиться циниками: нужно продолжать надеяться и бороться как «духи, неудавшихся революций, блуждающие по миру, вечно неудовлетворенные реальностью, которые однажды обретут свой дом в новой свободе»! О работе над фильмом «Киногид извращенца: Идеология» создавался на основе разговоров и обменов письмами между Софи Файнс и Славоем Жижеком. Во время съемок Жижек работал в рамках согласованных тем, но без предварительного сценария. Софи Файнс : «Мы изменяли материал в последнюю минуту.
Киногид извращенца (2006) скачать торрент
В прокат выходит интеллектуальное безобразие «Киногид извращенца: идеология», романтическая комедия о том, как философ Славой Жижек встретился с теплой кока-колой и. Киногид извращенца. кино, философия, идеология / Славой Жижек ; пер. с англ. 16 дек 2019 Славой Жижек. "Киногид извращенца: Идеология". Подпишитесь на нашу рассылку и получайте новости о последних мероприятиях Музея «Гараж» первыми. КИНОГИД ИЗВРАЩЕНЦА: ИДЕОЛОГИЯ The Pervert's Guide to Ideology.